«Она жила в далеком от нас времени, более 16 веков назад. Но кажется, что ровно то же иногда переживаем и мы. И да, от Марии очень хочется научиться этой решимости – однажды открыть дверь своей совести и своего сердца и вынести из своей души все то, что стало камнями преткновений. Она так решилась и сделала этот шаг. И как бы ей тяжело ни было, обратно она уже не возвращалась к прошлому».
Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.
Всечестная матушка-игумения, матушка Варвара, дорогие сестры, насельницы нашей святой обители, дорогие братья и сестры, наши паломники, сегодня мы особой молитвой, особым переживанием, особым трудом, стоянием совершаем не только чтение Великого покаянного канона, над словами которого мы размышляли, и которые стали, как заданный тонн нам на Первой неделе поста для всей Четыредесятницы, сегодня мы еще и слышали житие преподобной Марии Египетской, которая удивляет своим человеческим искренним настоящим подвигом.
Из жития мы знаем, что до того, как будущая подвижница оказалась в пустыне перед лицом многих искушений и испытаний, она жила жизнью далекой от благочестия. Когда она со многими паломниками приплыла к берегам, где желала поклониться Древу Животворящего Креста Господня, то сразу же ей не удалось этого сделать. Как мы знаем из ее жития, об этом она сама рассказала старцу Зосиме, некоторая сила как будто бы препятствовала ей и не пускала ее в храм.
В нашей жизни кажется, что перед нами, как часто мы говорим, открыты любые дороги. Да вот не всякую дорогу благословляет Бог. Бывают такие дороги и такие пути, которые нас не только не приводят к Богу, но более того, уводя нас от Неба, делают нас как будто бы безжизненными, пустыми, никчемными. И вся внешняя человеческая красота и достоинство становятся померкшими перед пустотой души и перед пустотой сердца. Когда внутреннее устроение человека пусто, когда в нем нет Неба, когда это внутреннее устроение задохнулось от смрада греха, тогда внешнее все перестает радовать.
Сначала Мария не поняла происходящего. Конечно же, она чувствовала в себе какой-то, может быть, очень едва слышный голос своей совести. Но она так отвыкла его слышать за своими постоянными, уже ставшими обыденными грехами, что тогда, когда она вдруг в храме этот голос услышала с очевидностью и почувствовала, как сама говорит, некую силу, которая препятствовала ей переступить порог храма, она задумалась о своей жизни. Может быть, впервые так по-настоящему и смело.
Да, конечно, должно быть, она о своей жизни думала нередко. У нее ведь было много разных испытаний и событий в жизни. Но со временем она, должно быть, научилась отмахиваться от своей жизни. Она думала: вот сейчас хорошо и хорошо. А что будет завтра – не имеет значения. Лишь бы сейчас было хорошо. Что хочу сейчас, то и делаю.
Когда она пришла в храм и почувствовала вот эту препятствующую ей силу, она, должно быть, еще и почувствовала одно очень важное, что не просто кто-то снаружи ее не пускал, как бы выталкивая из храма. Она почувствовала, что внутри, как в старом сарае, в несчастной душе, все было завалено настолько, что уже и дверь не открывалась к сердцу, к совести.
И тогда, взглянув на образ Божией Матери, она как будто бы проснулась. Она увидела Деву. Она увидела Жену, Преблагословенную Богородицу, но совершенно с другими глазами, как если бы она видела вокруг себя много женщин, а особенно тех же, которые были близки ей по духу жизни. Она увидела воплощение удивительной преданности, чистоты, честности. Она увидела воплощение любви.
И она припала к Ней и просила горячо, чтобы Пречистая простила ей ее согрешения. Мало-помалу та дверь, которая была завалена грехами, начала открываться внутрь ее души. И она в этом свете открывшейся двери видела весь ужас прожитых своих дней, брошенных в душу, как мертвые камни, как клочки грязи, как ужас.
Плакала она о своих грехах. И, причастившись, услышав голос от Самой Пречистой Богородицы, приложившись к Честному и Животворящему Кресту Господню, она удалилась за Иордан, где прожила 47 лет в пустыне, в совершенном одиночестве. Сама она рассказывает о годах своей жизни. Это были очень непростые годы, очень тяжелые, с большими испытаниями, искушениями, смущениями, болезнями, скорбями, терпением и зноя, и холода, и голода, и страха от диких зверей. Господи, что ж там она за эти 47 лет не претерпела?!
Но обратно к старой жизни, которая может показаться ей совершенно спокойной, сытой, довольной, с удовольствиями, она не возвращалась. Она понимала, что настоящая жизнь там, где душа чистая. И хотя и тело страдало, и ум страдал, душа ее пела. Как сам потом Зосима удивлялся – сама Мария ничему не училась, и должно быть, и слово Божие никогда не читала, но так хорошо знала Писание. Душа пела псалмы, душа утешалась словом Божиим, которое Бог ей открыл. С ней говорил Бог.
И если в той прошлой жизни с ней говорила смерть, то в этой новой жизни с ней говорила Жизнь. С ней говорил Бог. И опираясь на Его слово, и предано этому слову, и обещанию Божией Матери новой жизни, она оставалась до конца своих дней в пустыне. Зосима там ее и причащал, там и предал ее земле, там и отпел ее, узнав от нее ее имя Мария, узнав от нее через исповедь ее жизнь, и поведав о ее жизни и всем нам в утешение и назидание.
Она жила в далеком от нас времени, более 16 веков назад. Но кажется, что ровно то же иногда переживаем и мы. И да, от Марии очень хочется научиться этой решимости – однажды открыть дверь своей совести и своего сердца и вынести из своей души все то, что стало камнями преткновений. Она так решилась и сделала этот шаг. И как бы ей тяжело ни было, обратно она уже не возвращалась к прошлому.
Дай, Бог, нам мужества сделать шаг не только к исправлению, а еще и мужество не оборачиваться назад, не возвращаться к прежнему. Пусть в прошлом останется то, чему имя смерть. И дай, Бог, чтобы в настоящем был Тот, Кому имя Жизнь.
Помолимся сейчас и о сестрах и послушницах нашей обители, которые сегодня, в день памяти преподобной Марии, дерзают перейти свой Иордан, чтобы сочетаться Христу, и жизнь свою наполнить не только внешним – иноческими одеждами и послушанием, но горячей любовью к Богу, каждому любящему Его дающему и дарующему спасение. Аминь.