Монахини приняли нас очень радушно, и скоро на столике у гостиницы перед нами появился кипящий самовар, яйца, молоко.
Сидя за этим столиком, мы невольно залюбовались открывавшейся перед нами картиной. Нужно признаться, что как у первоначальных основателей монастыря, так и у его возобновительниц, несомненно, было очень много того особенного, специфического чувства природы, которое помогло им выбрать для молитвенного уединения место, наиболее соответствующее самым разнообразным религиозным запросам души. Есть здесь мрачные ущелья и дикие скалы, где можно только бить себя в грудь и проклинать свое недостоинство пред Богом. И нам, действительно, на дне одного такого ущелья, в лесной глуши, показывали остатки каменного столба, на котором когда-то совершал свой аскетический подвиг неведомый столпник.
Но есть и чудные по красоте уголки, покрытые сочной и густой растительностью, с очаровательными видами на ближние и дальние горы, на окрестные ущелья и долины, на реку и селение — на Божий мир в его бесконечном разнообразии и немеркнущей красе, пред которыми во всякой, даже нерелигиозной душе непременно шевельнется чувство религиозного восторга и умиления. В общем же природа зовет здесь к тому святому труду над культурой ее первобытных даров и форм, которого требует нормальное и разумное религиозное настроение. Стоит человеку отдаться удовлетворению этой религиозно-трудовой потребности, — и он сделает чудеса.
Осматривая монастырь и знакомясь с историей его реставрации, начало которой относится к 1891 — 1892 году, мы были поражены тем, что удалось сделать слабым и необразованным женит нам за какие-нибудь 20 лет. В начале 1891 г. здесь было только 4 сестры. Они собственными руками очистили от мусора и навоза древнюю церковь на горе, служившую сентинцам хлевом для загона скота на ночь. Они сами построили себе каменную келью у подножия горы. Для прокорма своего рабочего скота — слепой лошади и одной коровы — им приходилось доставать корм за 30 — 40 верст, так как вся казенная земля у аула была заарендована сентинцами, относившимися к сестрам враждебно и не дававшими им ни одного клока сена или соломы. Впоследствии же, когда аренда перешла к монастырю, сестры иногда были вынуждены вступать с сентинцами в рукопашные схватки, чтобы оградить возделанные ими клочки земли от потрав и вытаптывания скотом аульных жителей.
К 1895 году число здешних насельниц возросло до 70, и все они несли почти невероятные труды. Им приходилось бурить и рвать динамитом камни, прокладывать дороги, сооружать из камня здания, устраивать мосты, делать кирпичи и класть печи, рубить в страшных пропастях брусья и самим втаскивать на темя высокой, малодоступной горы строительные материалы, необходимые для восстановления находящейся там древней, многовековой церкви (построена одновременно с хумаринским храмом — не позже X – XI веков).
К сожалению, личные особенности первой настоятельницы монастыря Екатерины, ее постоянная война с сентинцами и не в меру властное отношение к сестрам едва не погубили все дело. Недовольные своей настоятельницей, сестры стали уходить из обители, и когда в управление ею, в конце 1900 г., вступила нынешняя игуменья Раиса, то она застала здесь только 7 сестер, 3 полуразвалившихся домика, кое-как реставрированный нагорный храм, убогую церковь-избу внизу, начатый, но брошенный постройкой двухэтажный каменный корпус, 1 р. 43 коп. наличных денег и долг в 700 рублей.
Прошло только 10 лет, и теперь в монастыре до 300 сестер, трудами которых создается большое культурное дело. За это короткое время безукоризненно и с большим вкусом реставрирована древняя нагорная церковь — замечательный памятник византийского зодчества Х – XI вв.; построены два больших каменных храма с кельями для настоятельницы и сестер, просторная гостиница, домик для священника, лавочка и множество хозяйственных служб. За это же время созданы церковноприходские школа и аптека, которыми бесплатно пользуются все окрестные жители без различия национальности и вероисповедания. Каждый хоть немного пригодный для культуры клочок земли очищен от камня и обращен под пашню или огород. В самом монастыре, у церкви разбит хорошенький цветник из дешевеньких и скромных, но со вкусом подобранных цветов. Ходишь по монастырю и на каждом шагу видишь в нем образцовый порядок, строгую хозяйственность и — что всего дороже — какую-то особенную, трогательную любовь к этому уголку Тебердинского ущелья и нежную, чисто женскую заботливость о нем. В церквах и в домиках, на дорожках, тропинках и мостиках, в цветниках и огородах — везде опрятно, чисто и вместе с тем скромно. Все в меру, ничего лишнего, ничего показного и бьющего на внешний эффект. Смотришь на эту новенькую обитель, сияющую на солнце своими белыми зданиями вперемежку с зеленью деревьев, и с трудом веришь, что все это, в сущности, создано в 10 лет умом, энергией и замечательным тактом только одной простой женщины — игуменьи Раисы.
Мы выразили желание подняться на гору и осмотреть древнюю церковь. Тотчас же к нам была прикомандирована сестра Павлина, которая и повела нас туда. Узенькая, тщательно очищенная от камней тропинка извивается змейкой по крутому склону горы. В верхней части ее она идет среди густой растительности, под навесом тенистых деревьев, и здесь кое-где поставлены скамейки, на которых можно присесть и отдохнуть. Минут через 40 мы были на вершине. Из маленького деревянного домика с террасой, окруженного плющом, цветами и зеленью овощей, торопливо выбежала сестра Леонида, исполняющая здесь обязанности церковного сторожа, и повела пас в храм. Мы вошли и тотчас же остановились, удивленные изяществом этого небольшого здания. Выдержанность византийского стиля, легкость арок и сводов, безукоризненная пропорциональность частей и стройная гармония целого говорят о большом архитектурном вкусе и уменье неизвестного строителя.
На стенах, сводах и оконных нишах видны остатки древней фресковой живописи. В высшей степени замечательно, что часть фрескового орнамента, сфотографированного в 1883 году покойным Е. Д. Фелицыным, известным исследователем и знатоком кавказских древностей, оказалась имеющею поразительное сходство с орнаментами, имеющимися над 8 главными (боковыми) колоннами храма св. Софии в Константинополе, сооруженного, как известно, в царствование Юстиниана Великого.
Рядом с церковью, у северо-западной стороны ее, имеется небольшой, кубической формы, наземный могильник, сложенный из больших тесаных камней. В нем на полках покоятся кости и черепа, а в особом стеклянном ящичке — даже волосы неведомых людей, когда-то обитавших здесь.
Обратно в монастырь мы спустились по хорошей широкой дороге, для устройства которой сестрам-монахиням пришлось рвать скалы динамитом. Дорога вьется по глубокому, заросшему лесом ущелью, поражающему своей угрюмой красотой. Я взошел на одну из придорожных скал и, к немалому своему изумлению, прочел здесь, у себя под ногами, имя Гапона, начертанное крупными буквами на ровной и плоской плите. Тот ли это Гапон, который приобрел такую печальную известность своим участием в русской революции? Если тот, то нужно признаться, что он удачно выбрал это дикое место для своего мрачного имени.
По пути в гостиницу мы обратили невольное внимание на нескольких сестер-монахинь, которые, сидя на стропилах только что возведенного каменного здания, крыли его железом, как самые опытные кровельщики. В этом трудолюбии монахинь, не останавливающихся ни перед какой работой, и кроется самый прочный залог дальнейшего процветания монастыря.
Утром, перед отъездом, мы отправились к игуменье, чтобы поблагодарить ее за радушный прием, и особенно — чтобы лично познакомиться с этой удивительной женщиной. К нам вышла бодрая и свежая старушка лет 60-ти и положительно очаровала своей простой, сердечной любезностью. Разговор зашел, конечно, о монастыре, и было видно, что матушка игуменья только и живет его интересами. Дальние поездки, неприятные хлопоты, сбор пожертвований, просьбы у влиятельных лиц, постоянный надзор за большим и сложным хозяйством и, наконец, истинно материнские заботы об огромной семье в 300 человек, — все это лежит на слабых сгорбленных плечах старенькой женщины, всю жизнь свою (свыше 50 лет) проведшей в монастырской келье.
С множеством добрых пожеланий и с неподдельным радушием проводила нас игуменья вниз по большой лестнице и дальше по улице, за церковную ограду.
А. Мощанский // Военно-Сухумская дорога // Исторический вестник, № 11. 1916