Родилась Евфросиния Антоновна в Одессе. Ее отец, Антон Антонович Керсновский, был юристом. Мать, Александра Алексеевна, окончила пансион благородных девиц и консерваторию в Париже. Годы, проведенные в Одессе, были счастливыми для Евфросинии и ее брата Антона. А в 1919 году жизнь обошлась с семьей очень круто: ее отца арестовали, а двенадцатилетняя Фрося потерялась. Пять месяцев Фрося бродяжничала, питалась лебедой, ночевала в угольном подвале. Когда она случайно встретилась с отцом, вид у нее был измученный и больной. Он же чудом избежал расстрела, скрываясь все это время у знакомого.
Через несколько дней, даже не прихватив с собой вещей, Керсновские тайно, всей семьей, бежали из Одессы. Добрались до родового поместья в Бессарабии. Там они увидели разрушенное хозяйство, заброшенный дом. Все пришлось срочно приводить в порядок. Кроме того, брат Антон отправляется в Вену, и Керсновским нужны были деньги.
Евфросиния училась дома, а последние два года она заканчивала учение в гимназии в Кишиневе. Родительский дом и гимназия дали ей хорошее образование, привив любовь к музыке, живописи и литературе. Она владела восьмью иностранными языками. Отец к тому времени решил продолжить ее образование в Париже. Для этого решил продать находящееся в упадке имение, но увлекшись сельским трудом Евфросиния Антоновна уговорила отца имение не продавать. "Я – землероб, хозяин", — писала она об этих годах в своих воспоминаниях. Она была горда тем, что ведет успешно хозяйство, помогая отцу. "Вести хозяйство было моей обязанностью, и я всегда была рада и горда, что папа мог спокойно сидеть и читать в своем саду".
После неожиданной смерти отца в 1936 году все трудности фермерской жизни легли на нее. Ей в ту пору было тридцать лет.
К 1940 году хозяйство Керсновских стало процветать. В Бессарабию пришли советские войска. Евфросинию Антоновну как помещицу вместе с матерью выгнали из дома. "Теперь только я осознала: нас выгнали из нашего же дома…" – писала Евфросиния Антоновна в своих воспоминаниях. Отобрали имущество, скот, зерно, инвентарь. Оставаться стало невыносимо. "В какой-то момент я приняла твердое решение: отправить маму в Румынию". Отправив мать к знакомым в Румынию, она осталась, "надеясь быть полезной в новой жизни". Однако стала узницей ГУЛАГа. Она провела в ГУЛАГе 18 лет. Евфросиния Антоновна в 1942 году совершает побег из ссылки. Ее ловят и сажают в тюрьму. Она категорически не подписывает бумагу с просьбой о помиловании, выносят приговор – расстрелять. Но расстрел заменили десятью годами каторжных работ в исправительно-трудовом лагере.
Евфросиния Антоновна смогла выжить, сохранить человеческое достоинство, помогая тем несчастным, которые находились рядом. В ссылке она выполняла самые тяжелые работы: валила лес, работала медсестрой в лагерной больнице, в морге, пасла свиней, копала землю, таскала тяжелые ящики, работала в шахте.
Выйдя на волю, Евфросиния Антоновна остается в Норильске. "Тогда я взялась за самую трудную работу, которой все боялись". "Я – бурильщик", — писала она. В ссылке, и на поселении, и всю свою жизнь она как должное воспринимает все тяготы и испытания. Но не только тяжелая работа была ее защитой, но и надежда на встречу с матерью, о которой она долгие годы ничего не знала.
В конце 50-х годов Евфросиния Антоновна переехала в Ессентуки. Она разыскала мать и прожила с ней четыре счастливых года. Знавшие Евфросинию Антоновну всегда удивлялись ее бодрости. Она никогда не пользовалась косметикой, любила короткую стрижку, носила простой костюм спортивного типа, ездила на велосипеде, на котором исколесила не только окрестности, но и совершала дальние поездки (в Прибалтику). Несколько раз Евфросиния Антоновна ходила пешком через Клухорский перевал. Даже в последние годы жизни она любила спать в саду, который сама с любовью посадила и вырастила.
Евфросиния Антоновна много читала. Книги брала в курортной библиотеке. Здесь я ее увидела в первый раз. Она отличалась от других читателей не только внешним видом, но и тем, как выбирала литературу. Евфросиния Антоновна всегда знала, что хочет. Обычно брала что-нибудь из зарубежной классики. Интересовалась и современными советскими писателями. Укладывала книги в сеточку, а когда их возвращала, то книги почему-то всегда пахли керосином. Только потом я узнала, что она пользовалась керосинкой: готовила на ней еду, а зимой отапливала свою комнату.
Кроме чтения Евфросиния Антоновна писала картины с натуры, делала копии с произведений мастеров живописи. Позже при общении с ней я сказала: "Вы хорошо рисуете", на что она мне ответила: "В юности всегда считали, что лучше рисует брат, а я плохой художник". В настоящее время картины Ефросиньи Антоновны находятся в семье Чапковских. Они их реставрировали, придав им хороший вид, и я слышала, что иногда организовывают выставки. Так в интернете прошло сообщение, что к столетнему юбилею Е. А. Керсновской Чапковские готовят выставку ее картин. Одна картина, которую Чапковские передали в Ессентукский музей еще при жизни и с ее согласия, находится в экспозиции, посвященной Евфросинии Антоновне.
Е. А. Керсновская никогда не занималась литературным трудом, но выполняя просьбу матери, написала всего за один год книгу – воспоминания "Наскальная живопись". Рукопись состояла из 12 толстых тетрадей, написанных от руки, и семисот цветных рисунков, выполненных карандашом. В тайнике рукопись пролежала более 20 лет.
В 1990 году журнал "Знамя" напечатал ее мемуары под названием "Наскальная живопись". В январе того же года журнал "Огонек" напечатал очерк В. Вигилянского с 64 рисунками. Через год советско-немецкое издательство "Квадрат" выпустило альбом с рисунками Е. Керсновской на немецком и русском языках. Немного позже книгу "Наскальная живопись" переиздали во Франции. В это издание вошли 300 рисунков Евфросинии Антоновны. Так ее имя стало известно всему миру. В музей стали приходить, приезжать люди из многих городов России и зарубежья, интересоваться материалами о ней, где живет, как живет. А, побывав у калитки ее домика, возвращались опять к нам и корили за равнодушие к условиям ее жизни.
Тогда я решила пойти к Ефросинье Антоновне. Убедилась в том, что домик требует ремонта, кровлю нужно менять, забор ремонтировать и обязательно сделать асфальтированную дорожку от дверей домика до калитки, так как Евфросиния Антоновна уже передвигалась на инвалидной коляске и в плохую погоду не могла выехать на улицу. Прихватив с собой журналы с ее рисунками, я пошла по инстанциям, доказывая необходимость благоустроить быт этой необыкновенной женщины, которая уже много лет живет в нашем городе. От всех услуг она отказалась и ничего не просила. Вначале ей предложили квартиру, но она была категорически против, отказалась и от новой изгороди, так как тогда бы пришлось выкорчевывать растения, которые переплели забор, а они ей были дороги.
Но, шаг за шагом, не нервируя Евфросинию Антоновну, с помощью строительной организации, где начальником был Шагалдиев, обновили кровлю, привели домик в порядок, заасфальтировали дорожку.
Внутренний вид жилья Евфросиния Антоновна долго не хотела менять. Ее все устраивало: облупившееся окно, не беленные стены, не крашенные полы. Дорога была и старая мебель, как память о матери. Позже ремонт внутри домика все же сделали, когда Е. А. была на операции глаз в Москве.
Я помню, как на мое обращение организовать быт Евфросинии Антоновны откликнулись многие руководители: председатель курортного совета А. А. Попов, главврач санатория "Россия" В. Я. Демченко, главврач санатория "Целебный ключ" Т. М. Мухина и другие. Мы были счастливы, что по возвращении Евфросинии Антоновны из Москвы она будет жить более уютно.
После этого я стала чаще бывать у Евфросинии Антоновны. Она меня всегда ждала и особенно ко дню своего рождения. Я к этому дню пекла ей именинный пирог. Однажды она мне сказала, что ждет гостя из Америки, который готов издать ее книгу. Я испекла торт и пришла к ней. В саду мы разместились пить чай, гости хвалили торт, как он называется. "На графских развалинах", – сказала я. Бывшая графиня Евфросиния Антоновна, видимо, удивившись такому названию, ничего не сказала о том, что она думала в тот момент, но я увидела грусть в ее глазах. Судьба не баловала бывшую графиню, но она не озлобилась, а до конца дней своих сохранила любовь к жизни и оптимизм.
В последние годы жизни Евфросиния Антоновна тяжело болела. Сначала случился инсульт, затем она сломала левое бедро, а через год случился перелом и правого бедра. Однако она вновь не собиралась покориться судьбе. Не имея близких родственников (брат, участник Сопротивления во Франции, погиб в 1943 году), она спокойно переносила все невзгоды. У нее были друзья, которые, как могли, поддерживали ее здоровье. Много сделала для Евфросинии Антоновны семья Чапковских. Живя в Москве, они организовали постоянные дежурства в ее квартире в Ессентуках и всеми силами продлевали ее жизнь, заботясь и о здоровье, и питании, постоянно консультируясь с московскими и ессентукскими врачами.
Благодаря их усилиям в 1990 году вышли ее первые публикации. Особенно привязалась к Евфросинии Антоновне их дочь Даша. Ей пришлось оставить столицу, перейти на заочную учебу. Пять лет Даша со своей знакомой Леной Бажиной вместе или по очереди жили рядом с Евфросинией Антоновной, соблюдали режим ее питания, читали книги, гуляли.
Автор "Наскальной живописи" умерла в возрасте 86 лет 8 марта 1994 года. Покой она обрела на ессентукском кладбище. Уже после ее смерти (2000-2001 г.) в Москве вышла ее повесть о пережитом "Сколько стоит человек". В музей попало только 2 тома, которые привезла и передала Даша Чапковская. Привезла она и деревянный крест, который после окончания института сделала сама, и установила на могиле Е. А. Керсновской.
В. А. Хорунженко
Текст и фото предоставлены Ессентукским краеведческим музеем.ю На фото: Е. А. с мамой (вторая половина 50-х) и в саду перед домом (середина 60-х) в Ессентуках.