Классическая музыка и благословенный Кавказ. Беседа философа-культуролога Елены Оболенской с композитором, профессором Московской государственной консерватории имени П. И. Чайковского ЮРИЕМ АБДОКОВЫМ

30.09.2014
Просмотры: 5316

Российская академическая музыка представлена целым рядом знаменитых музыкантов, родившихся на Северном Кавказе, творческие достижения которых известны всему миру. Достаточно вспомнить имена дирижеров Валерия Гергиева или Юрия Темирканова. Среди тех, кто добился выдающихся успехов в композиторском творчестве, особое положение занимает наш знаменитый земляк, уроженец Черкесска, Юрий Абдоков – первый и единственный среди представителей Северного Кавказа – профессор Московской государственной консерватории им. П. И. Чайковского. Один из немногих и любимых учеников великого музыканта – народного артиста СССР, лауреата Государственной премии СССР Бориса Чайковского, он уже два десятилетия делится своим опытом с композиторской молодежью разных стран в одном из главных музыкальных вузов мира. Незаурядный талант Ю. Абдокова был отмечен уже после первых его оркестровых премьер в Москве. Исполнение симфонии "В час незаметной печали" (1991) для большого симфонического оркестра и хора дискантов вызвало восторженные отклики корифеев отечественной музыкальной культуры. По мнению Народного артиста России, лауреата Государственных премий СССР и России К. С. Хачатуряна, инициировавшего приглашение молодого музыканта в консерваторию в 1996 году, "уже за первые десять лет работы в МГК им. П. И. Чайковского Юрий Абдоков снискал репутацию выдающегося художника и наставника, продолжающего высокие традиции московской композиторской школы". Творческий облик композитора явлен в его сочинениях, звучащих на лучших концертных площадках мира. Мне давно хотелось поговорить с Ю. Абдоковым о его видении проблем академической музыки и культуры в целом на малой родине композитора, связь с которой для него никогда не прерывалась. Не скрою, пришлось изрядно потрудиться, чтобы эта беседа состоялась. Мой собеседник не из тех, кто легко и с удовольствием идет на контакты с прессой.

– Юрий Борисович, как Вы оцениваете современный статус классической музыки на Северном Кавказе?

– Ответить на этот вопрос однозначно достаточно трудно. Ясно, что народы Северного Кавказа обладают фантастической по красоте и богатству этнографической музыкальной культурой, прочно связанной с их духовными, ментальными корнями. Эта культура сродни несравненной, благородной и величественной природе Кавказа. Этнография Северного Кавказа – бесспорное достояние не только российского, но и мирового художественного наследия. Неоспоримо и то, что многие уроженцы этой земли смогли убедительно реализовать себя и в сфере академической музыки.

Но если говорить о влиянии классического искусства на современное кавказское общество, то картина не столь радужная. Усилия многих энтузиастов часто не находят заметной поддержки. Какие-то представительские мероприятия, конечно, проводятся, но сущностно они не меняют общей печальной картины. Поддержка и пропаганда классической музыки требует ума, воли, таланта, а также значительных затрат и в отличие от вездесущей массовой псевдо-культуры не дает быстрой материальной прибыли. На Северном Кавказе выросло уже не одно поколение, олицетворяющее музыку отнюдь не с именами Монтеверди, Баха, Малера, Рахманинова или Стравинского. Благо, если бы своеобразным заменителем всего этого были озвученные образцы чистого, не изуродованного пошлыми эстрадными фигурами речи национального фольклора.

Самодеятельность, конечно, важна, как некая вспомогательная общественно-культурная функция, но когда она приспосабливает уникальную фольклорную и даже религиозную лексику к каннибальской эстетике современного поп-арта, происходит глумление над сакральными источниками народной жизни. Всякого рода эстрадные подделки под национальное и религиозное взывают к обезличенным массам, подлинное классическое, национальное и религиозное искусство всегда обращено к личности. Если десятилетиями развращать слушателей пошлым ритмизованным варевом, как и дурно исполняемой классикой, можно воспитать по-настоящему глухих людей. Понятно, что такой публике легче будет вливать в душу не только околомузыкальные мерзости.

Серьезная музыка не нацелена на формальное услаждение слуха и прочих осязательных чувств. Все-таки, она может и должна быть для человека напоминанием о вездесущем Божьем присутствии, своеобразным окном в горний мир. Духовные кантаты Баха, никогда не звучавшие на Северном Кавказе, обращены не только к немцам Саксонии и Тюрингии, Скрипичные сонаты Тартини – не только к итальянцам, а "Всенощная" Рахманинова – не только к великороссам центральной России. Я как-то послушал весь грандиозный цикл баховских кантат в Архызе. У меня было ощущение, что эта космогоническая музыка резонирует божественную красоту нашей природы. Разве альпийские пространства кавказских гор не взывают к оркестровой поэтике Вагнера, Малера и Брукнера? Но если сама природа звучит всем самым значительным, что создано в музыке, почему же большинство людей должны быть оторваны от этого?

– В чем, по-Вашему, здесь проблема? Нет коллективов, способных на достойном уровне исполнять великую музыку и просвещать слушателей или что-то другое?

– Проблема и в коллективах, то есть в их отсутствии, и в общем, как теперь говорят, культурно-историческом тренде, основывающемся исключительно на материальных приоритетах. Положим, во времена моего детства, как и теперь, ни в Черкесске, ни в Пятигорске не существовало оркестра, способного прилично исполнить симфонию Брамса или Сибелиуса. Но время от времени – и довольно часто – приезжали столичные музыканты и заполняли эти лакуны. Я еще мальчишкой впервые в концерте услышал гениального пианиста Григория Соколова. И было это отнюдь не в Петербурге или Москве. К тому же, в любом, даже небольшом городе можно было без труда найти магазин с названием "В мире музыки" или что-то в этом роде. Был такой и в Черкесске. Не поверите, но там располагалось несколько отделов с оперной, симфонической, камерно-инструментальной и вокальной музыкой. Перейдя через дорогу, в "Доме книги" можно было заказать партитуру из любого европейского музыкального издательства, что я и делал с успехом.

Года два назад пришел на место своих многочисленных детских и юношеских восторгов и вожделений. На месте симфонического отдела, благодаря которому я к 14 годам знал всего Бетховена, Малера, Брукнера, Глазунова, Шостаковича, Прокофьева и многих других, где впервые увидел с конверта пластинки сосредоточенное и одухотворенное лицо своего будущего учителя – гениального Бориса Чайковского – теперь находится… мясная лавка нового супермаркета. Это не случайная и досадная метаморфоза, а какая-то, увы, ставшая расхожей в общероссийском масштабе метафора… Подобное характерно, увы, и для столичных мегаполисов.

Создавать академические коллективы необходимо, это факт. Однако, я не вижу перспектив быстрого решения этого вопроса в том же Черкесске. Ясно, что своих творческих сил едва хватит на приличный квартет, не говоря уже об оркестре. Подчеркиваю – имеется в виду настоящий, высокопрофессиональный симфонический оркестр, а не его жалкая инсталляция, как это иногда случается. Стало быть, надо приглашать варягов, как это делают сегодня во многих регионах России, даже тех, в которых позиции классического искусства были всегда сильны. А это значит – музыкантов необходимо содержать, где-то селить и т. п. На все это необходимы средства. Готовы ли власти к такому расходованию средств на организацию подлинных, а не бутафорских атрибутов республиканского и столичного статуса, я не знаю. Но власть точно могла бы поспособствовать хотя бы тому, чтобы представители богатейших слоев общества (а такие, бесспорно, есть) вспомнили о том, что достойная жизнь – это не только личный материальный успех, но и нечто трансцендентное, нацеленное на вечность. Я имею в виду меценатство, отсутствующее у нас как институт поддержки серьезной музыкальной культуры. Повторюсь, речь должна идти только о той профессиональной культуре, за которую не стыдно перед Богом и людьми.

Какое-то подобие симфонического оркестра существовало в Черкесском музыкальном училище во времена моей юности. Бесспорно, лучше что-то, чем ничего. Но качественно это было на очень низком (даже для провинции) уровне. Для исполнения опусов вроде "Ленин и горцы" или "Партия, шлем тебе свой салам", возможно, этого было и достаточно. Но во всем, что касается большого искусства необходим профессионализм экстра-класса. Кое-как препарировать Шуберта и Моцарта совершенно недопустимо. Это не привлечет людей, а, напротив, отдалит их от настоящей музыки. Допустим, сегодня нет сил и средств содержать свой оркестр, не говоря уже о музыкальном театре, но почему бы не пожертвовать малую толику, чтобы пригласить в ту же Черкесскую филармонию пару раз за концертный сезон столичный камерный оркестр с эксклюзивной классической программой или солистов международного класса? Чем провинились десятки тысяч людей, напрочь оторванных от всего, чем живет сегодня классическое искусство? Почему это возможно у соседей по региону, в той же Осетии, а у нас исключено? Почему Карачаево-Черкессия стала клондайком для низкопробной эстрады, терзающей ухо из каждого динамика и со всевозможных площадок? Почему бы не открыть хоть какой-то малый угол, где можно было бы приобрести или заказать компакт-диск или видеозапись с серьезной музыкой, не провоцируя тех, кто еще помнит о достоинстве вечных искусств, подворовывать необходимый материал в Интернете? В конечном счете все упирается в человека – обличенного властью и самого обычного – в его культуру и веру. Я как-то встретился с Ростроповичем у одного из внезапно разоренных крупнейших музыкальных магазинов Москвы. На мое недоумение Мстислав Леопольдович не без грустной иронии ответил: "Знаешь, пока те, кто управляет процессом замены картинных галерей и музыкальных школ на салоны с унитазами и умывальниками не уразумеют, чем Левитан и Чайковский отличается от супер-модной ванны и душевой кабины, ничего не сдвинется…" Юмор зощенковский, горький…

– Не секрет, что сфера начального музыкального образования, многие годы определявшая приоритеты эстетического воспитания молодежи, подвергается сегодня угрозе полного разрушения. Что Вы думаете об этом?

– Я вполне разделяю ваши опасения. Именно начальные музыкальные школы, даже если они и не нацелены на воспитание профессиональных музыкантов – последний оплот академического искусства в большинстве регионов России. Северный Кавказ – не исключение. Что бы там ни говорили, сложившаяся в России за десятилетия система начального музыкального обучения, при всех региональных и прочих издержках, была лучшей в мире. Я знаю, о чем говорю, поскольку хорошо знаком с тем, как музыкальное образование поставлено во многих странах Европы, Азии и Америки. Всякого рода оптимизации, не говоря уже о прямой ликвидации подобных учреждений, да и самой системы начального эстетического образования наносят непоправимый удар по гуманитарной культуре огромной страны.

Необходимо неотлагательно остановить процесс эстетической, духовной дегенератизации детей и восстанавливать все, что было бездумно и бездушно разрушено. Всякая уважающая себя общеобразовательная школа во времена, которые теперь принято ругать, имела свой хор. Можно спорить о программах и репертуаре, но сам принцип вовлечения школьников в большую музыкальную культуру через ансамблевое и хоровое искусство должен стать обязательным. Это аксиома. Культура этимологически связана не с внешним образованством, а с воспитанием. Как здесь можно обойтись без серьезной музыки?

Уцелевшие школы искусств – национальное достояние. Всякое посягательство на этот институт должно трактоваться, как изуверство. Ребенок, впускающий в свое сердце музыку Моцарта или Шопена, будет застрахован, конечно, не от всех, но от многих опасностей, подстерегающих его в наше время. Главная духовная проблема современной эпохи – тотальная глухота к чужой боли. Высокая музыка не только украшает жизнь, способствует развитию вкуса и интеллекта, она развивает возможности этического мировосприятия и напрямую влияет на отношения между людьми.

Насколько это важно для Северного Кавказа, говорить не приходится. Деятели разных уровней, урезающие бюджеты школ искусств, должны нести ответственность, как если бы совершали государственное преступление. Стройте что-то свое и новое, никто с этим не спорит, но не смейте прикасаться к тому, чего вы не создавали, не пестовали. Увы, большинство начальных (и не только) учреждений эстетического воспитания существует сегодня не благодаря, а вопреки поддержке из вне. Их скорее терпят, чем любят.

Но я уверен, что в самое ближайшее время ситуация изменится и равнодушие к нуждам эстетического воспитания будет и во властных структурах восприниматься, как нестерпимо дурной тон. Тысячи, миллионы людей начинают понимать, что достойная жизнь невозможна в постоянном метании от одного материального идола к другому. Небо никто еще не отменил. В той же Карачаево-Черкессии немало еще теплящихся островков музыкального воспитания. В некоторых из них я неоднократно бывал. Наиболее одаренных детей удалось пристроить в ведущие профессиональные заведения Москвы. Кому от этого плохо?

По очень близкой мне мысли архиепископа Иоанна Шаховского "чем святее место, тем ужаснее мерзость запустения на нем". Во всяком опустошенном чистом пространстве обязательно образуется эта самая мерзость. Уничтожьте очередную школу искусств и очень скоро этот вакуум будет заполнен тем, от чего придется стыдливо отворачиваться, а может и бежать… Но и те, кто работает в уцелевших музыкальных школах не должны, как это, увы, часто случается, потакать тотальному дурновкусию, чтобы держаться как-то на плаву. Педагог, развращающий учеников всякой эстетической, как правило, эстрадной чушью, совершает большой грех. Не секрет, что профессиональный уровень наставников в начальных школах искусств за последние два десятилетия катастрофически снизился. Для того, чтобы открыть ребенку не просто нотный текст, а неизмеримый мир Гайдна или Рамо, надо и самому быть частью этого мира. Но, повторюсь, педагогов среднего и особенно начального звена, которые отличаются серьезной музыкальной и гуманитарной культурой, становится все меньше. И это мгновенно сказывается на качестве воспитания детей…

– Картина безрадостная…

Я бы так не сказал. Все-таки сдвиги есть. Например, вокруг некоторых православных приходов Северного Кавказа организованы воскресные школы, гимназии. Дети там получают воспитание, как говорил поэт, "при свете совести". Неотъемлемой и важнейшей частью этого воспитания является музыка – церковная и классическая. Это очень обнадеживает… Но и там необходимы огромные усилия ума, воли и таланта.

- Что Вы имеете в виду?

– Религиозное образование нацелено, прежде всего, на воспитание духа. В моем понимании проблемы внутреннего духовного роста напрямую связаны и с воспитанием высокого эстетического вкуса. Расхожей в быту стала поговорка, что о вкусах не спорят. Это очень удобная и лживая формула. Эстетический вкус, как и нрав может быть низменным, неприглядным. Мы часто умиляемся там, где следовало бы содрогнуться. Вот детки запели какую-нибудь песенку на околорелигиозный сюжет. Казалось бы, что плохого в этом? Но ведь именно церковное, религиозное искусство во многом этимологически сформировало искусство академическое, во всяком случае, европейскую музыку. Не мотивчики на манер дешевых эстрадных или пионерских шлягеров надо вливать в детские души, а нечто более ценное и в этическом, и в художественном отношениях. Разучите в детском хоре несколько образцов знаменного письма, песен Шуберта, песнопений серьезных светских и духовных авторов и это будет очень действенной прививкой высокого вкуса. С детьми нельзя эстетически миндальничать. Они способны гораздо объемнее и глубже, чем взрослые, воспринимать подлинную красоту.

– Давайте немного отвлечемся от музыки. Насколько, на Ваш взгляд изменился внешний облик Северного Кавказа в последнее десятилетие? Коррелируются ли эти изменения с высокой культурой?

– Я бы не хотел обобщать. Скажу только о Карачаево-Черкесии и Пятигорске, в которых бываю очень часто.

Знаковым во всех отношениях событием мне представляется восстановление соборных православных храмов в Пятигорске и Черкесске.

Что же касается других проблем, то судя по всему, с начала девяностых годов в Карачаево-Черкессии попросту отсутствовала сколько-нибудь продуманная логика архитектурного и ландшафтного развития. Не уверен, что существует она и теперь, но в последние несколько лет, после десятилетий разрушения и запустения что-то все же делается.

Я очень надеюсь, что со временем сократится и расстояние между нравами людей и красотой нашей природы. Главное в этих отношениях – не предметы материального мира, а человек – его мысли, чаянья, действия. Если в городе каждый второй плюет и сморкается на мостовую, то этот город погиб. Вот этого и нельзя допустить.

Едва ли не каждый год какое-то время я провожу в Архызе. Посмотрите, что оставляют после себя там многочисленные отдыхающие, устраивающие пикники в реликтовых лесах и на берегах рек, рядом с древнейшими христианскими святынями? Это какое-то моральное уродство, других слов я не нахожу.

Всякая бытовая и эстетическая культура коренится в воспитании. Вот вам и отзвук серьезной музыки. Никогда человек не устроит мусорную свалку под пихтой – ровесницей Бетховена, да и в любом другом месте. Но для этого надо уметь соизмерять время и вечность, а это и есть содержательный посыл всякого серьезного искусства. Красиво – не значит богато и дорого. Прежде всего – это чисто и честно…

– Юрий Борисович, что бы Вы пожелали тем, кто впервые открывает для себя серьезную музыку далеко от филармонических центров? Верите ли Вы, что со временем Северный Кавказ станет не только родиной известных музыкантов, но и территорией большой музыки в общенародном измерении?

– Музыкальность – в разных ее ипостасях – естественное, я бы сказал, божественное проявление человеческой натуры. Как и всякое душевное движение, она может способствовать, как внутреннему росту, так и падению. Но по сути, по природе своей это очень чистое и благодатное свойство.

Понаблюдайте за детьми, самыми маленькими. Когда они поют? Как правило, это мгновения максимального ощущения света, покоя, радости, искренности. Это та самая основа, на которой и необходимо вдумчиво, без напора строить музыкальную судьбу всякого человека. А я нисколько не сомневаюсь, что каждый из нас, безотносительно профессиональной принадлежности, кровно связан с музыкой. У композитора, врача, краснодеревщика, ученого, крестьянина, воина, священнослужителя и даже чиновника – своя особенная музыкальная судьба.

Функция воспитания – и внешнего, и внутреннего – заключается в том, чтобы судьба эта была достойной по целям и поступкам. Поэтому я и желаю даже тем, кто очень приблизительно различает Моцарта и Гайдна, Дебюсси и Равеля не смущаться, искать музыку в себе. Кто знает, может быть 21-я соната Шуберта, которую Софроницкий назвал "музыкой всея земли", написана исключительно для вас, родившегося на огромном пространственно-временном расстоянии от композитора и его эпохи. Конечно, времена меняются. Но стоит помнить, что Бах писал свои опусы не для избранных – курфюрстов и прочей просвещенной знати. Подавляющее большинство взыскательных слушателей Баха – простолюдины и ремесленники: от пекарей и сапожников до зеленщиков и каменщиков.

Большая музыка – это приоритет сердца и ума, а не желудка. Вот и надо выбирать. Я очень надеюсь, что время, когда классическая музыка станет важной частью жизни Северного Кавказа, не за горами, которыми мы гордимся и любуемся по праву. Не может, не должна бесконечно длиться эпоха тотального вещизма. Но здесь, как и в стремлении обрести Бога очень важны личные усилия каждого.

Народы благословенного Кавказа – наследники грандиозной, возвышенной, трагической истории. Моя вера в то, что классическая музыка со временем станет естественным продолжением этой истории отнюдь не наивна, хотя и сродни упованию на чудо. Мы в России часто верим в чудо, верю в него и я – не в смысле маниловского мечтания, конечно. Российские чудеса приближаются трудом, верой, молитвой. Людей, умеющих честно трудиться, верить и молиться на Северном Кавказе, слава Богу, много.

5316
Фотогалерея