Изначальный смысл кавказской политики России объективно и закономерно был определен ее военно-стратегическим положением. Южные и юго-восточные рубежи Русского государства с конца XV века представляли собой обширные степные пространства, по которым постоянно передвигались многочисленные кочевые народы, несшие смерть и разрушение русским городам и селениям. "Логика борьбы заставляла Россию стремиться к установлению стабильных границ, которые можно было бы защищать. Но вплоть до Кавказских гор, Черного и Каспийского морей на юге таких границ не было”. Таким образом, Кавказ в планах российского руководства изначально рассматривался как "буферная зона”, стабильность и безопасность которой во многом определяли безопасность и самой России. Очевидно, именно данное обстоятельство и являлось основной доминантой эволюции кавказской политики России.
Другим важнейшим аспектом, определившим характер и динамику развития русско-кавказских отношений, являлось исключительное геостратегическое положение региона. Именно здесь проходил так называемый "Малый Шелковый путь” и другие торговые пути, соединявшие Европу с Центральной Азией. Обладание и контроль над этими важнейшими торговыми магистралями давали существенный источник дохода. Поэтому на протяжении столетий Кавказ был объективно вовлечен в борьбу между ведущими европейскими державами - Великобританией, Францией, Австрией, Германией, а также сопредельными региону государствами - Ираном и Турцией. С начала XYIII в. Кавказ стал играть значимую роль в российской внешней политике как направление, где предстояло ликвидировать искусственно созданную военно-экономическую блокаду России, для которой Кавказ, таким образом, являлся "окном” в Азию.
И, наконец, третье обстоятельство, предопределившее характер и содержание кавказской политики России, определялось тем, что на протяжении столетий регион являл собой источник постоянной угрозы, не только для России, но и для народов самого Кавказа. Сложившаяся в регионе "набеговая система”, возведенная в ранг национальной традиции отдельных общин и ставшая для определенной части населения региона наиболее доходным промыслом, представляла собой ни, что иное как, вооруженный разбой в отношении соседей. Для большинства же народов Кавказа эта традиция, постоянно подогреваемая извне, была настоящим бедствием. Поэтому, неслучайно, начиная с периода правления Ивана Грозного, в Москву постоянно направляются представители северокавказских народов и общин с предложением о принятии их в российское подданство. Русское государство, принявшее на себя в конце XY века мессианскую концепцию "Москва – третий Рим” не могло отказать в помощи тем, кто ее просил об этом. Поэтому судьбы кавказских народов и их вооруженная защита длительное время являлись краеугольным камнем внешнеполитической доктрины России.
В соответствии с указанными факторами и выстраивалась кавказская политика России на протяжении целого ряда столетий. При этом речь шла не о ее господстве в регионе, а об установлении добрососедских отношений с кавказскими народами, при которых сохранялись бы их традиционные формы жизнедеятельности, культурные и национальные особенности. Более того, длительное время российское руководство в лице своих наиболее выдающихся государственных деятелей того времени - Петра I и Екатерины II - стремилось уйти от непосредственного присоединения Кавказа, несмотря на неоднократные просьбы об этом царей Грузии, князей Кабарды, представителей осетинских, дагестанских и чеченских общин. В отношении большинства государственных образований Кавказа, прежде всего его Северной части, а также Грузии были выработаны и реализовывались принципы вооруженного протектората. Смысл данной системы отношений заключался в том, что феодальные владетели региона, оставаясь формально суверенными, вместе с тем, находились под вооруженной защитой русских военных гарнизонов, получали жалованье из российской казны и лишь периодически привлекались на службу Российской империи для отражения внешней агрессии.
Особенно показательна политика в отношении кавказских народов Екатерины II. Ее принципы были изложены в указе императрицы от 28 февраля 1792 года, в котором кавказскому командованию вменялось в обязанность строго следить, чтобы от русских подданных "не было чинено ни малейших притеснений и обиды горцам”. Традицию протекционизма по отношению к народам Кавказа в последующем продолжил и Павел I, также не стремившийся к присоединению территорий Кавказа к России.
Таким образом, вплоть до конца XYIII в. военно-силовой аспект политики России в отношении кавказских народов практически полностью исключался. Использование военной силы в регионе было обусловлено лишь угрозой интервенции в регион Турции и Крымского ханства, а также необходимостью пресечения деятельности различных вооруженных формирований горцев в процессе реализации ими так называемой "набеговой системы”.
Переломным моментом в кавказской политике России явилось событие, которому не так давно исполнилось ровно двести лет, а именно присоединение Восточной Грузии (объединенного царства Картли и Кахетии) к Российской империи. Это событие, повлекшее за собой коренное изменение характера и содержания кавказской политики России, в настоящее время расценивается далеко не однозначно. Не задаваясь целью отстоять или оспорить все позитивные и негативные аспекты присоединения к России Грузии, хотелось бы акцентировать внимание на значении этого события для последующей эволюции кавказской политики России.
Фактически все сопредельные Грузии государственные образования отреагировали крайне негативно на ее присоединение к России. В результате период ненасильственного утверждения России на Кавказе закончился и закономерно начался военно-силовой этап.
Достаточно сказать, что сам факт присоединения Картли и Кахетии по своей сути означал аннексию одной из важнейших к тому времени иранских провинций. Это осложнило отношения России с ранее союзной ей Персией и стало причиной двух русско-персидских войн. Не менее негативно на данный акт отреагировала и Турция, под властью которой находилась в тот период Западная Грузия. Две последующие русско-турецкие войны (итогом которых стала фактическая аннексия Западной Грузии, и воссоединение ее с Восточной) также были обусловлены не согласием руководства Турции с позицией России по Грузии. И, наконец, крайне негативно на присоединение Грузии отреагировали горцы сопредельных ей территорий Северного Кавказа, для которых закавказские провинции были традиционным объектом для набегов и грабежей.
Таким образом, важнейшим следствием присоединения Грузии для России явилось комплексное военно-политическое противостояние ей. Поэтому при анализе феномена Кавказской войны следует, на наш взгляд, обратить внимание на ее оценку современниками - русскими военными историками, по мнению которых, под общим названием "Кавказская война” следует понимать целый комплекс войн и вооруженных конфликтов с участием России, направленных на утверждение ее позиций в регионе. Это, прежде всего, русско-турецкие и русско-иранские войны, а также непосредственно военно-силовое подавление вооруженных антироссийских выступлений в Закавказье и на Северном Кавказе.
Присоединенные закавказские провинции оказались отделенными от России землями Кабарды, Чечни, Дагестана и Северо-Западного Кавказа. В условиях XIX в. это было недопустимым явлением, поэтому Россия должна была или уйти из Закавказья, или же присоединить Северный Кавказ. Уйти с Кавказа, отвоевав его у Персии и Турции, Россия уже не могла, потому что в противном случае значительная часть его территории была бы немедленно аннексирована Великобританией, который крайне необходим был прямой выход к Персии и "жемчужине Британской короны” – Индии. Не меньшую заинтересованность в закавказских провинциях проявлял и Наполеон Бонапарт. Допустить у своих границ наличие владений таких экономически развитых и мощных в военном отношении государств, как Великобритания или Франция, Россия не могла по интересам своей собственной экономической и военной безопасности. Поэтому основу кавказской политики России с начала XIX века определяла программа Александра I: "Стоять на Кавказе твердо”.
Наиболее целенаправленно и последовательно курс на военно-силовое утверждение России в регионе проявился в деятельности главнокомандующего Кавказским корпусом генерала от инфантерии А.П.Ермолова (1816-1826 гг.), который важнейшей целью своей деятельности определил продолжение начавшегося задолго до него процесса собирания земель. Показательна в этой связи и стратегия главнокомандующего по реализации этой цели. "Кавказ, - говорил А.П.Ермолов, - это огромная крепость, защищаемая полумиллионным гарнизоном. Надо или штурмовать ее, или овладеть траншеями. Штурм будет стоить дорого, так поведем же осаду”. Ближайшую же свою задачу А.П.Ермолов видел в уничтожении наиболее вопиющих проявлений азиатского деспотизма во владениях России и введение в регионе хотя бы подобия российского управления. Реализацию этой цели он считал необходимой для изменения жизни народов Кавказа, а главным в этом процессе, по его убеждению, было искоренение набеговой системы. Уже в 1818 г. им была предложена Александру I программа деятельности, которая предусматривала создание на Северном Кавказе, и особенно в Чечне, расширенной сети оборонительных сооружений, ограничивавших свободное передвижение мобильных формирований горцев, направлявшихся для осуществления набегов в равнинные районы. Реализация этой системы мер, представлявшей по своей сути, ломку устоявшихся традиций наиболее воинственных общин региона, для которых набеги в соседние районы были не только традицией, но и основным источником доходов, и явилась в конечном итоге главным стимулом их вооруженного сопротивления России.
И хотя противодействие укреплению позиций России в регионе приняло комплексный и широкомасштабный характер, с вовлечением в него практически всех значимых государств того времени, тем не менее, именно антироссийская вооруженная деятельность горцев Северного Кавказа приняла наиболее ожесточенный и напряженный для России характер. Горцы Северного Кавказа при этом явились наиболее значимой военно-политической силой в регионе, оказавшейся способной не только бросить открытый вызов Российской империи, но и в течение нескольких десятилетий успешно ей противостоять.
А.П.Ермолов реально оценивал этот источник опасности для утверждения России в регионе. Об этом он в частности, докладывал императору Александру I рапортом от 12 февраля 1819 г.: "Государь! Внешней войны опасаться не можно ... Внутренние беспокойства гораздо для нас опаснее! Горские народы примером независимости своей в самых подданных вашего императорского величества порождают дух мятежный и любовь к независимости. Теперь средствами малыми можно отвратить худые следствия; несколько позднее и умноженных будет недостаточно”.
Как показало развитие последующих событий, "проконсул” Кавказа был абсолютно прав в своей оценке военно-политической обстановки в регионе и прогнозе ее развития. Турция и Персия к концу 20-х годов XIX столетия, потерпев сокрушительные поражения от России, перестали представлять собой какую-либо угрозу России и отказались от претензий на Кавказ. В то же время вооруженные восстания горцев на Северном Кавказе в 1818, 1821, 1823 и 1825 гг., хотя и носили разрозненный и стихийный характер, тем не менее, свидетельствовали о категорическом неприятии их руководителями усиления позиций России в регионе. И только лишь жесткая и последовательная политика А.П.Ермолова по подавлению антироссийских вооруженных выступлений не позволила этим стихийным и локальным по своей сути восстаниям перерасти в единое антироссийское вооруженное сопротивление с вовлечением в него широких слоев населения Северного Дагестана и Чечни.
Это произошло лишь тогда, когда начавшаяся в 1826 г. война с Персией и последовавшая сразу же за ней война с Турцией (1828-1829 гг.), надолго отвлекли внимание командования Кавказского корпуса от событий на Северном Кавказе. Именно в этот период здесь набрало силу экстремистское теократическое движение – мюридизм, ошибочно рассматриваемое в наше время, как национально-освободительная борьба горцев Кавказа. Именно оно сыграло важнейшую роль в организации антироссийского сопротивления на Северном Кавказе.
Прежде всего, очевиден тот факт, что мюридистское движение, которое призывом своего идеолога Мухаммеда из аула Яраги в 1823 г. объявило священную войну не только России, но и всем тем, кто не поддерживал мюридов в их антироссийском вооруженном сопротивлении, не было и не могло быть национально-освободительным. Главной целью преследуемой мюридами в процессе вооруженного сопротивления России было не освобождение народов Северного Кавказа, а их подчинение исламской теократической верхушке, стремившейся к узурпации всей власти в регионе посредством насильственного распространения норм шариата и образования исламского теократического государства, без каких либо национальных или культурных различий (по принципу - один аллах, один имам, один народ). Единственной силой, способной противостоять этим экстремистским замыслам, была Россия, поэтому против нее и был направлен основной идеологический и вооруженный вектор деятельности мюридистского движения.
Вооруженную деятельность мюридов возглавил провозглашенный "имамом Дагестана и Чечни” Гази-Мухаммед (часто его называли еще и Кази-мулла). В 1829г. ему удалось поднять на газават против русских значительную часть населения Дагестана.
Принципиально важным в оценке деятельности Гази-Мухаммеда является то, что он, так же, как и ранее шейх Мансур, в организации антироссийского восстания использовал наиболее действенный фактор консолидации горцев – ислам, который в силу специфики региона, его социально-экономических и политических проблем в XIX в. принял воинственный, радикальный или, как теперь говорят, фундаменталистский характер. При этом Гази-Мухаммед понимал, что победить Россию в открытом противостоянии невозможно без консолидации и вовлечения в борьбу против нее всех или большинства горских народов. Поэтому первые его военно-политические акции были направлены не непосредственно против России, а на повсеместное и нередко насильственное распространение норм шариата среди горцев, как важнейшего идеологического фактора антироссийского вооруженного восстания. Именно таким, военно-силовым, образом шло, например, распространение шариата в Аварском и Мехтулинском ханствах, Андийском и Гумбетовском обществах, ряде других территориальных образований Дагестана.
Другим важнейшим аспектом деятельности руководства мюридистского движения явилось стремление к достижению сильной политической власти на уровне государственного образования, которое нужно было захватить или покорить. Выбор по целому ряду причин пал на Аварское ханство - наиболее развитое и влиятельное в регионе, часть населения которого во главе с его правителями, принесла присягу на верность России, другая же часть - восприняла нормы шариата. В этом плане Гази-Мухаммеду был нужен поучительный пример расправы с верными России феодальными владетелями. Выбор Аварского ханства объяснялся также и тем обстоятельством, что Гази-Мухаммед (также как и последующие имамы - Гамзат-бек и Шамиль) был аварцем по национальности.
В мае 1830 г. с 8-тысячным отрядом мюридов Гази-Мухаммед сделал первую (неудачную) попытку захватить столицу Аварии - аул Хунзах. Оборону Хунзаха возглавила ханша Паку-бике. Именно от нее мюриды во главе с Гази-Мухаммедом потерпели поражение. Большего оскорбления на Кавказе нанести новоявленному имаму было невозможно. Поэтому сразу же после неудачной осады Хунзаха большинство мюридов, разочаровавшись в имаме и в идеях им проповедуемых, покинуло движение.
Таким образом, на первоначальном этапе движение мюридов еще не представляло собой достаточно значимую военно-политическую силу, что позволяло русскому командованию, выражаясь словами генерала А.П.Ермолова, "средствами малыми отвратить худые следствия”. Но именно этого военная администрация на Кавказе и не сделала, упустив тем самым наиболее благоприятный момент в пресечении деятельности экстремистского движения, открыто объявившего войну России. Одной из причин этого явилась исключительная нерешительность и боязнь ответственности сменившего А.П.Ермолова на посту главнокомандующего Кавказским корпусом фельдмаршала И.Ф.Паскевича, который не мог без ведома императора самостоятельно принять решение на подавление восстания. В этом и заключается первый негативный по своим последствиям урок, который получила русская армия на Кавказе, а именно: своевременное непринятие мер по пресечению признаков опасности значительно увеличивает ее масштабы.
В 1830 г., после хунзахских событий, военный министр России А.И.Чернышев доложил Николаю I об обстановке в Дагестане. По итогам доклада император отдал военному ведомству и лично И.Ф. Паскевичу секретные распоряжения относительно движения Гази-Мухаммеда. По мнению Николая I, военное подавление движения мюридов необходимо было включить в общий план покорения горцев. Вместе с тем российский император понимал, что широкомасштабные карательные меры на Северном Кавказе способны вызвать всеобщее недовольство местного населения и подъем движения Гази-Мухаммеда. Поэтому в своем секретном распоряжении он поручил И.Ф.Паскевичу объявить горцам, что российское правительство гарантирует им полную веротерпимость и свободу вероисповедания в настоящем и будущем, а также "внутреннее благоустройство с сохранением всех их выгод и преимуществ”. Иначе говоря, Николай I доводил до горцев Северного Кавказа свой главный политический принцип, согласно которому он не только "строго и неизбежно наказывает восстающих против его власти и умеет усмирять нарушителей своих обязанностей”, но и решает мирным путем вопросы "благоустройства” горцев.
Такой подход нанес ощутимый удар по мюридистскому движению и еще больше увеличил отток его участников, поскольку на некоторое время у горцев была подорвана вера в необходимость дальнейшей вооруженной борьбы с Россией. С Кази-муллой остались лишь жители его родного аула Гимры, а представители других "вольных” обществ фактически покинули имама. Вскоре проблематичной для имама стала и поддержка со стороны гимринцев. Поскольку непосредственно в Гимры был направлен отряд барона Г.В.Розена, угрожавшего репрессиями восставшему местному населению. Из Гимры барону выслали старшин, которые принесли присягу на верность России. Тем самым, как посчитал Г.В.Розен, источник восстания был ликвидирован. Об этом и было доложено в Петербург, а отряд был возвращен на зимние квартиры в район Владикавказа. Это, как показало развитие дальнейших событий, явилось следующей стратегической ошибкой кавказского командования. Поскольку оно, объявив войну движению, тем не менее, не предприняло никаких решительных мер по пресечению восстания и исключения его признаков в последующем.
Русское военное командование в лице генерала Г.В.Розена, таким образом, проявило удивительное легковерие и неадекватно отреагировало на достаточно распространенный в тот период тактический прием мюридов – лицемерное проявление покорности. Капитан Генерального штаба Д.А. Милютин по этому поводу писал, что "тут не было ничего другого, кроме коварного средства, употребляемого горцами в крайности, чтоб только избавиться от бедствий войны, ибо, не придавая никакой цены вынужденной присяге перед неверными, они готовы были снова к враждебным действиям, лишь только отряд наш оставлял горы”. Именно это, в конечном итоге, и произошло. Возвращение отряда Г.В.Розена было истолковано не иначе, как проявление слабости России. И поэтому Гази-Мухаммеду достаточно легко удалось убедить мюридов в том, что барон Г.В.Розен не вступил в Гимры только лишь из-за страха и, что им теперь "нечего бояться русской славы и должно идти на них смело”. При этом имам уже указывал на Тарки и Андреевскую деревню как на новые направления дальнейших военно-политических действий.
Выбор этих населенных пунктов объяснялся тем, что там располагались российские войска, с которыми можно было уже помериться силами. Имам разворачивал острие своего движения уже непосредственно против России, осознавая при этом, что борьба с огромной державой не могла принести успеха. Но в тот период война с Россией, запрещавшей набеги, а теперь еще и лишавшей имама перспектив захвата Аварского ханства, должна была подтолкнуть к участию в движении тех, кто накануне отошел от Гази-Мухаммеда. Кроме того, по расчетам имама, война с Россией давала не только политико-идеологический, но и материальный стимул. И поэтому через неполных два месяца, прошедших со дня поражения под Хунзахом, имам стал вновь набирать военную силу, а в 1831 г. он одерживает первую значимую победу в Дагестане, захватив столицу его ведущего государственного образования г. Тарки. В последующем Гази-Мухаммед осадил крепости Бурную и Внезапную, а затем взял и Дербент. Бои разгорелись также в Чечне, на подступах к крепости Грозная и к Владикавказу. Под властью Гази-Мухаммеда, таким образом, оказалась значительная территория Северо-Восточного Кавказа (Чечня и часть Дагестана). В этот период российским военно-политическим руководством был допущен еще один стратегический просчет - в период наиболее острого кризиса движения мюридов не была обеспечена его полная локализация и исключение влияния на население региона. Закономерным результатом этого просчета стало полное восстановление сил мюридизма и распространение его влияния на значительную часть региона. Недооценка значимости вооруженного восстания и пренебрежение мюридами как серьезными противниками являлось главной отличительной чертой деятельности военно-политического руководства России и кавказского военного командования того времени.
И только лишь в 1831 г., т.е. на исходе второго года активной военно-политической деятельности Гази-Мухаммеда, когда под мюридами был уже фактически весь Северный Дагестан и Северо-Западный Кавказ, военно-политическое руководство России осознало всю опасность их деятельности, и попыталось предпринять радикальные меры по подавлению восстания. С этой целью, ставший к тому времени главнокомандующим Кавказским корпусом генерал Г.В.Розен вновь предпринял поход в Чечню и Дагестан, население которых принудил прекратить сопротивление. Гази-Мухаммед под натиском российских войск отошел в горы и там, в первом крупном сражении в районе его родного аула Гимры, потерпел поражение и сам погиб в бою. Тяжелое ранение в этом же бою получил и ближайший сподвижник Гази-Мухаммеда – Шамиль. Таким образом, первое крупное сражение мюридов с регулярными русскими войсками, несмотря на массовость движения, окончилось его сокрушительном поражением, что свидетельствовало о слабости корней мюридистского движения на данном этапе, его неорганизованности и неспособности противостоять в открытом сражении регулярным русским войскам.
Поражение в районе аула Гимры нанесло чувствительный удар по мюридизму. Горцы стали покидать движение, оказавшееся к тому же и обезглавленным. И последующие два года отличались относительной стабильностью в регионе, вплоть до провозглашения новым имамом Гамзат-бека, который, обратившись к местным обществам с воззванием, обещая "богатую добычу и славу будущим участникам" его походов, фактически продолжил деятельность Гази-Мухаммеда. Свои экспансионистские мероприятия Гамзат-бек также начал с Хунзаха, покорить который в свое время не удалось его предшественнику. Столица Аварского ханства, таким образом, становилась не только крепостью, которой необходимо было овладеть с точки зрения военной целесообразности, но и символом возрождения мюридизма. Под Хунзахом решалась дальнейшая судьба и восстания, и в целом мюридистского движения.
Подойдя в 1834 г. с 10-тысячным войском к Хунзаху, Гамзат-бек предъявил ультимативные требования - установление в ханстве шариата и участие в походах против русских. Ханша соглашалась на распространение шариата, но отвергла совместные военные походы на русские города и "русскую линию”.
Защитники Хунзаха в конечном итоге потерпели поражение, но еще большее поражение в этом сражении потерпело командование Кавказским корпусом и в целом политика России на Кавказе. Русское кавказское командование проигнорировало судьбу своего стратегического союзника в регионе, падение которого во многом предопределило потерю Россией влияния не только в Аварии, но и на большей части Северного Кавказа.
Это явилось важнейшим просчетом для русского командования, предопределившим последующее кризисное развитие военно-политической обстановки в регионе. Потеря стратегического союзника, являвшегося к тому же последним оплотом России в этой части Дагестана, значительно ослабляла позиции русских войск и оставляла их уже один на один с массовым антироссийским движением.
Можно сказать, что первый период вооруженного противоборства на Кавказе характеризуется целым комплексом стратегических просчетов и тактических ошибок русского военного командования на Кавказе. Оно недооценило опасность первых признаков антироссийского вооруженного восстания, негативную роль мюридизма как важнейшего идеологического фактора консолидации восставших, и, наконец, их военно-политической экспансии, подорвавшей в регионе роль и влияние России. Другими словами, русское военное командование на Кавказе в начале 30-х годов фактически своими руками создало себе противника, подавлять вооруженное сопротивление которого предстояло на протяжении последующей четверти века.
В конце 1834 г. движение горцев возглавил новый (третий) имам Шамиль, который в отличие от своих предшественников обладал качествами не только духовного (как Гази-Мухаммед) и военного (как Гамзат-бек) вождя, но и соединил в себе оба эти качества. Более того, Шамиль, в отличие от своих предшественников, был высокоодаренным и образованным человеком, обладал качествами государственного деятеля. Все это свидетельствовало, по крайней мере, о том, что с этого периода России противостоял умный, грамотный, решительный и стойкий руководитель восставших горцев, значительно превосходивший по личным качествам не только своих предшественников, но и некоторых военачальников Кавказского корпуса.
Именно ему, в конечном итоге, удалось реализовать главную цель движения мюридов – создать теократическое государственное образование, которое вошло в историю как имамат Шамиля. Имамат представлял собой не только совокупность этно-территориальных образований Кавказа. По существу это было государство-войско, аналогом которого являлись европейские рыцарские ордена в средневековье. На протяжении всей Кавказской войны имамат представлял собой единый военный лагерь, ориентированный на войну с Россией. Шамилем была проведена мобилизация всего боеспособного населения подконтрольных мюридам районов Чечни и Горного Дагестана. Все мужское население в возрасте от 15 до 50 лет обязано было нести военную службу. Вооруженные отряды мюридов были сформированы в тысячи, сотни и десятки. Ядром армии Шамиля стала легкая конница, главную часть которой составляли так называемые муртазеки (конные бойцы). Каждые 10 дворов Шамиль обязал выставить одного конного бойца. В селениях, подконтрольных имамату было налажено изготовление артиллерийских орудий, пуль, пороха. Таким образом, сформировавшееся государство мюридов – имамат Шамиля, мобилизовав все экономические, политические и военные ресурсы региона, вполне способен был противостоять такой военной державе, как Россия, но лишь в том случае, если бы речь шла об обороне подвластной территории. Распространение же шариата и утверждение власти имама требовали активных военных акций и продолжение газавата - главного лозунга, выведенного на знамени мюридизма. Именно с этого периода начинается наиболее напряженный период в Кавказской войне, а сама Кавказская война приняла качественно иное содержание. Поэтому неслучайно большинство исследователей Кавказской войны именно с периодом Шамиля и связывают основные события вооруженного противостояния горцев Дагестана и Чечни политике России на Кавказе.
Уже в ноябре 1834 г. Шамиль вступил в военные действия с русским отрядом, занявшим аул Гимры - селение, где он родился. Малозначительный конфликт закончился тем, что русский отряд под командованием генерала Ланского не выдержал натиска мюридов и покинул Гимры. Поражение русского отряда значительно подняло авторитет Шамиля в глазах горцев. Последующее развитие военно-политической обстановки в регионе можно охарактеризовать как состояние своеобразного вооруженного нейтралитета между русскими войсками и вооруженными формированиями мюридов. В этом заключался еще один стратегический просчет кавказского военного командования, поскольку данное состояние (ни войны, ни мира) было выгодно, прежде всего, Шамилю, который последовательно и целенаправленно, не вступая в открытые столкновения с русскими войсками, осуществлял активную военную экспансию против внутренних районов Дагестана. Посредством насаждения шариата и власти имама, эта экспансия уже к 1836 г. привела к тому, что Шамиль подчинил себе все "вольные дагестанские общества” от Чечни до Аварии.
Что касается русского командования, то оно, в отличие от Шамиля далеко не лучшим образом распорядилось периодом временного затишья в Дагестане и Чечне. В практику действий частей Кавказского корпуса были введены регулярные карательные экспедиции, которые крупными силами преследовали, как правило, малозначительные цели. Д. А. Милютин, анализируя эти экспедиции, сделал вполне обоснованный вывод о том, что "мы не воевали с горцами, мы постоянно их наказывали”.
Таким образом, на протяжении целого ряда лет действия войск Кавказского корпуса в регионе носили, в сущности, оккупационный характер, с сопутствующими ему репрессиями против местного населения. Все это в значительной мере ослабляло войска Кавказского корпуса, поскольку боевым частям приходилось выполнять несвойственные им полицейские функции. Это, с одной стороны, развращало войска, а с другой, - формировало среди местного населения крайне негативное отношение к русским и подталкивало к переходу на сторону имама, увеличивая тем самым силы основного противника России.
В конечном итоге к 1836 г. Шамиль настолько почувствовал свои силу и значимость, что решил на равных вступить в переговоры с представителями русского командования на Кавказе. В результате переговоров было достигнуто соглашение о перемирии. Русское командование расценило это соглашение как большой успех. Командир Кавказского корпуса генерал Г.В.Розен представил в своем рапорте в Петербург данное соглашение как окончательную капитуляцию Шамиля.
Сам же Шамиль расценивал соглашение с русским военным командованием исключительно как свою победу. Поскольку, договариваясь с кавказским командованием, он выступал уже в качестве самостоятельного владетеля "горного царства”, вступившего в официальные отношения с "соседним государством”, в данном случае с Россией.
Русское командование, таким образом, само того не желая, узаконило власть Шамиля в Дагестане, возвысило его в глазах горцев и в значительной мере подорвало свое собственное влияние в регионе. Негативный аспект еще более усилило намерение императора Николая I, лично встретиться с Шамилем и его ближайшими сподвижниками для переговоров о "полной покорности” и прекращении войны в горах. Царское правительство планировало пойти на уступки имаму и отдать под его власть часть Дагестана, с тем, чтобы завершить любой ценой затянувшийся вооруженный конфликт на Кавказе. Позиция эта была заведомо проигрышная, поскольку она еще более укрепляла Шамиля в его стремлении к полному владычеству на Кавказе. И отказ Шамиля встретиться с царем достаточно откровенно свидетельствовал об этом.
Уже в следующем 1838 г. Шамиль вновь развернул активные военные действия в Дагестане и Чечне и к концу 1839 г. в результате интенсивной экспансии ему уже подчинялись значительные территории в Северном Дагестане и часть Чечни.
Таким образом, анализируя динамику развития военно-политический обстановки на Северном Кавказе в рассматриваемый период представляется возможным сделать вывод о том, что русское командование на Кавказе, значительно преувеличивало силы имама и сознательно уходило от прямых вооруженных действий против Шамиля. Именно этим обстоятельством и объясняется тот факт, что основной тактикой действий были избраны карательные операции против населения региона, а не непосредственное подавление вооруженного восстания мюридов. Таким образом, весь пятилетний период деятельности Шамиля в регионе характеризовался постоянным усилением имамата при фактически безучастном наблюдении за этим процессом русской военной администрации на Кавказе.
Затянувшийся конфликт на Кавказе не только отвлекал на себя значительную часть экономических, политических и военных ресурсов государства, но и все больше становился международной проблемой России. Особую значимость кавказский вопрос приобрел в этот период во взаимоотношениях России с Великобританией, которая, с одной стороны, требовала, чтобы южная граница Российской империи проходила по Тереку, а с другой, - продекларировала свое стремление к созданию на Северном Кавказе независимого государства - Черкессии под британским протекторатом.
Осознав всю значимость кавказской проблемы, а также бесперспективность политического урегулирования конфликта, правительство Николая I решилось в 1839 г. на проведение крупномасштабной военной операции против мюридов с тем, чтобы нанести сокрушительное поражение имаму. С этой целью было предпринято двухстороннее наступление на Северный Кавказ. Постепенно русские войска вытесняли горцев из равнинной части Чечни, и уже к лету 1839 года мюриды были загнаны в горы, отрезаны от своих равнинных продовольственных районов и обречены на изолированное полуголодное существование. В распоряжении Шамиля оставалось только одно укрепленное убежище - аул Ахульго. В этой крепости он и был заперт войсками генерала П. Х. Граббе. После 80-дневной осады резиденция Шамиля 22 августа 1839 г. была взята, сам он с семью мюридами едва спасся. В России торжествовали победу, но военная катастрофа, постигшая Шамиля в 1839 г. в Ахульго, создавала лишь впечатление об окончании Кавказской войны. Основные события Кавказской войны были еще впереди. Уже в следующем, 1840 г. Шамиль вновь объявился среди верных ему мюридов, а через полтора года он стал "полновластным повелителем всего восточного Кавказа”. Ему удалось не только восстановить, но и значительно укрепить свое положение в регионе.
Поворотным пунктом в этом плане стало восстание в Чечне, поводом для которого стало введение кавказским командованием военно-административного управления для Чечни и Северного Дагестана. Как показал дальнейший ход событий, это решение было неверным и вредным по своим последствиям. Стремление как можно скорее поставить под контроль России горцев, у которых еще свежа была память о владычестве имама, сыграло дестабилизирующую роль. Характерно, что в высших кругах Петербурга обстановку на Северном Кавказе понимали лучше, чем в ставке главнокомандующего Кавказским корпусом. Еще в конце 1839 г. военный министр А.И.Чернышев рекомендовал кавказской администрации на время оставить прежний образ правления и не вмешиваться в сложившуюся систему суда горцев. Эти рекомендации были проигнорир