Чем глубже скорбь, тем ближе Бог (А. Майков)
Булгаковы – кисловодчане, старожилы. Многих из них я знаю, и когда мне в руки попались письма Василия Гавриловича, стала вспоминать, кто из кисловодчан находится в самом близком родстве с ним. Оказывается, Галдины. В разговоре с протоиереем Дмитрием Моничевым, узнаю, что по женской линии (по Галдиным), отец Дмитрий доводится внучатым племянником Василия Гавриловича. Он мне сообщил, что жил тот на Саперном (Казачьем) переулке, имел хорошую библиотеку и ему одиннадцатилетнему мальчику давал читать библию. Отец Дмитрий с горечью сказал, что Василий Гаврилович написал книгу, но рукопись потеряна. Долго мне не давала покоя эта книга. Булгаковых и Галдиных много и у кого она может быть? Время шло, а о книге никто не слыхал. Вдруг вспомнила, что мама моей одноклассницы Ларисы Ожеговой, Екатерина Степановна, доводится племянницей Василию Гавриловичу. Звоню Ларисе.
- Да, это моего дедушки родной брат. Рукопись у меня и я дам ее тебе.
Я начала читать его "Воспоминания", то поняла, что книгу надо обязательно издать и решила обязательно использовать эпизоды из "Воспоминаний" Василия Гавриловича, как документальный материал к его письмам.
Родился Василий Гаврилович в 1900 году 1 января в слободе Кисловодской. Отец его, крестьянин Гавриил Егорович Булгаков, а мать, Елена Федоровна, урожденная Галдина. Родились у них девять детей. Две девочки умерли в младенческом возрасте. Дочери: Наталья, Гликерия, Елена и Екатерина. Наталья скончалась взрослой от болезни. Сын Степан расстрелян во времена культа личности. Сын Алексей прошел всю войну, дважды ранен, попал в плен, бежал. С боями прошел Украину, Болгарию, Румынию, Венгрию, Австрию. Умер в Кисловодске от туберкулеза легких.
Ровесник века, Василий Гаврилович, получил, по тем временам, хорошее образование. Он окончил церковно – приходскую школу, а затем классическую гимназию. Учился хорошо, с удовольствием. Рано стал петь в церковном хоре и художник Н.А. Ярошенко на картине "Церковный хор" изобразил его среди детей - хористов. Подросток много читал, благо в гимназии есть библиотека, и городская неподалеку от дома. Четырнадцатилетним мальчишкой застала его первая империалистическая война, потом революция, потом Гражданская. Белые - красные, красные – белые. Красные мобилизовали Василия возить провиант, белые – в кавалерийскую часть. Таганрог, Мариуполь, Киев, Орел, Курск Путивль. Бои с махновцами. " - В то время вошь стала ползти по всей Руси", - пишет Василий Гаврилович в своей книге,- не было мануфактуры, белья, одежды, обуви, мыла, медикаментов, продуктов питания. Я заболел здесь возвратным тифом". Это был 1919 год. Тиф косил людей. Вымирали армии, вымирали мирные люди. Жуткие картины в книге Василия Гавриловича сменяют одна другую.
Наконец он добрался домой с обмороженными ногами, с тяжелым заболеванием сосудов ног, и здесь, уже в третий раз тиф пригвоздил его к кровати. Заболел отец и сестра Леля. Здесь он встретился со своей будущей женой Елизаветой Михайловной.
Гражданская война, слава Богу, закончилась. Начался период военного коммунизма. Работа за 300 граммов черного хлеба! И это было счастьем. Потом поехал в Грозный на кирпичный завод. Работа очень тяжелая. Здоровье подорвано, выдержал один сезон и вернулся домой. Устроился дорожным рабочим в Долину нарзанов. Во время коллективизации забрали все. Оставили только одну икону. Начал искать работу. Поехал в Ростов, потом в Ижевск, Киев, Баку. В июле 1931 года в Баку его арестовали по доносу. При обыске нашли дневник и посадили в тюрьму.
Сейчас, когда я пишу о Василии Гавриловиче, вспомнилась моя мама. Она никогда не сохраняла письма, и не разрешала вести дневников. Даже на исповеди в церкви, ничего не рассказывать батюшке. Говори только: "Грешна, батюшка". И вообще приучала держать язык за зубами.
Бакинская тюрьма, Ростовская тюрьма. Читать воспоминания, временами, нет сил. Действительно, до какого же скотского состояния может дойти человек с ружьем, которому дана, пусть крошечная, но власть, как он может унижать, мучить человека, который попал ему в лапы! И насколько изобретательна подлость!!!
Еще три месяца в Ростовском централе. Здесь объявили приговор: " Три года концлагерей по ст. 58, пункт 10 "за ведение дневника антисоветского содержания". Приговор был заочный, ни судей, ни адвокатов. Работал в Мордовии на лесозаготовках, а начале 1932 года привезли его в Карелию на строительство Беломорско-Балтийского канала. В дороге триста граммов хлеба и больше ничего. Воды не давали. На остановках несчастные люди глотали снег: "Когда привезли к месту назначения и высадили из вагонов, у многих были обмороки. Так ослабели без питания и отсутствия горячей пищи и свежего воздуха", - продолжает Булгаков в своей рукописи. " Канал решено построить в триста дней. Никаких механизмов. Даровые рабочие руки, Лопата, топор, лом, пила, кирка, тачка и вот вся "механизация". Люди от истощения, непосильной работы, голода гибнут сотнями и тысячами. На их место приходят новые и новые враги народа".
Василия Гавриловича признали инвалидом и отпустили на "вольную высылку" с запретом проживать на родине, в столичных и больших городах. Остановился в Астрахани. Определили на работу в теплицы. И опять та же каторга. С рассвета до заката, опухший от голода, больной, возит навоз, копает землю, поливает растения. "Из семидесяти человек рабочих за этот год умерло от голода около шестидесяти. Среди оставшихся был и я". Спасла от гибели жена, Елизавета Михайловна. Она взяла отпуск, приехала, стала лечить и кормить Василия Гавриловича. От непомерно тяжелой работы развилось варикозное расширение вен, тиф, голод, постоянные обморожения сделали его инвалидом.
30 августа 1934 года срок ссылки закончился, и Булгаков вернулся в Кисловодск. Работал строителем, потому что платили неплохо. Работа была очень тяжелой, а он болел, но другого выхода не было.
Война. 31 августа 1941 года, его мобилизовали. Прибыл на Украину. Копает противотанковые рвы, ест продукты, что взял из дому, носит гражданскую одежду.
"Летят самолеты врага, сбрасывают на шоссе бомбы. Бегут в беспорядке воинские части, наши орудия, кухни, танки. Страшнейший беспорядок. Все бегут на восток. Немцы перешли Днепр и хотят нас отрезать! Нужно бежать, спасаться. Страшно оставаться у них в плену! Бросилась бежать и наша лопаточная армия. Самолеты бросают бомбы, поливают пулеметным огнем толпы бегущих солдат и гражданских! Полный хаос! Никто не оказывает помощи раненым. Никто не пытается навести порядок. Машины с командирами, тоже бегущими, перегоняют бегущие толпы. По дорогам полно сорванных и брошенных знаков воинских различий – кубиков, треугольников, ромбов, звезд. Все боятся окружения!"
Здесь же гонят скот, овец, свиней, идут колхозные обозы, тракторы. На ходу едят, спят, Лишь бы не попасть к немцам.
"Иногда наблюдаем воздушные бои. Появится группа наших короткохвостых ястребков и, вдруг, сверху на них, как молния, набросится один мессершмидт. Пять-десять минут боя, и наши бедные ястребки, один за другим, задымив, валятся на землю. Ястребок делает 150 километров в час, "мессер" 500-600. Силы неравные! Горечь, обида, негодование, стыд, жалость к своим летчикам заполняет душу до слез:
- Нет, это еще не конец! Мы еще повоюем, черт вас возьми!
Один батальонный комиссар рассказывал Василию Гавриловичу, что он участвовал в первых боях с немцами. Видел, как оставляли немцам целые склады нового вида оружия. Пулеметы – автоматы, но они были так засекречены, что солдат не умели ими пользоваться. Склады, если успевали, взрывали, или они доставались немцам. Вблизи фронта большие группы войск имели винтовки, и не было патронов или наоборот, имели патроны, но не было винтовок. У немцев до самого конца войны всего хватало. Они патронов и снарядов не жалели.
Однажды солдат Булгаков попал в плен, но удалось бежать. Так и бежал он с войсками до Харькова, потом до Миллерово, до Минеральных Вод и пришел домой, в Кисловодск. В гражданской одежде, заросший, завшивевший. Отмылся, наелся, проспал три дня и пришел в военкомат. В транспортном батальоне возил он уголь из Карачаевского месторождения, потом попал под Ростовом в саперный батальон. Опять долбит молотом и стальными кайлами мерзлую землю, опять роет противотанковые рвы. Буран, метель. Питание – вода и хлеб, похожий на глину. Потом Донбасс. Рвы долбили руками в камне-дикаре. Никаких взрывных работ, только руки. Опух от голода, спасла крапива и трехдневный отдых в госпитале. Крапиву голодные солдаты собирали, варили и ели.
Летом 1942 года отступал по Астраханским, Калмыцким, Ногайским степям-пескам на Кавказ. Жара и ни капли воды. Появились дезертиры и расстрелы. "Какое жалкое зрелище представляла наша 26 бригада Восьмой саперной армии! Одежда на нас висела клочьями, почти совсем не прикрывая наготы. Нельзя было ее стянуть нитками. Все истлело от пота, пыли и грязи".
В это время немцы уже заняли Кавказские Минеральные Воды, и саперная армия двинулась к Грозному. На Тереке стали строить дамбы. Врага погнали от Моздока, и Василий Гаврилович попал на Кубань. Здесь, на хуторе Кубанском местные жители рассказали, что немцы расстреляли на глазах матерей всю молодежь хутора из-за того, только что вблизи был лес, и они могли быть партизанами. А еще: немцы загнали большую партию пленных красноармейцев в сарае и сожгли. Прошел сержант Булгаков краткий курс обучения на деревянных чурках…и стал минером.
Потом был Ленинград, Синявинские высоты. Здесь его бригада с 22 июля по 18 августа 1943 года потеряла почти весь состав. Из 2500 человек осталось 50-60. После войны здесь на каждом квадратном метре собрали по 50-60 килограммов пуль, осколком снарядов, мин.
Командир отделения и беспартийный! Караул! Приходит политрук роты: "Сегодня мы идем на выполнение боевого задания. Большинство из вас погибнет, а уж если погибать, давайте умирать коммунистами. Записывайтесь в партию. Ну, сержант, покажи пример, записывайся первым!" Раскрыл ворот рубахи Василий Гаврилович и показал крест – благословение матери. С ним прошел он и тюрьмы, и каторгу, и концлагеря, и фронт: "Кто хочет, пусть записываются". Никто из отделения в партию не вступил.
Был Василий Гаврилович человеком верующим. Солдаты и офицеры молились и перед боем и после него. Молился Маршал Александр Михайлович Василевский – бывший штабс-капитан Русской Императорской армии, выпускник Костромской Духовной семинарии, сын протоиерея Михаила Василевского. Молитвенником за землю Русскую был Борис Михайлович Шапошников. Бывший полковник Генштаба Русской Императорской армии. В самое трудное время, 1941 1942 годов был начальником Генерального штаба Красной армии. Кроме креста он носил образок Святого Николая и просил Господа: "Спаси Россию и мой народ!" Стоял перед иконами и вымаливал у Господа победу Герой Советского Союза Александр Ильич Родимцев. Командир 13-й гвардейской дивизии генерал-майор, герой Сталинградской битвы. Молился Георгий Константинович Жуков. И не случайно, в 1945 году он выделил пять миллионов рублей на реставрацию памятника Русской Славы на Лейпцигском поле – храма Алексея - человека Божия. Этот храм был поставлен в Германии на месте захоронения 22 тысяч казаков и солдат, погибших в Отечественной войне 1812 года. Молились все, и на передовой, и в тылу.
Среди ленинградских болот вынес сержант из-под обстрела раненого лейтенанта Андрейченко. Ставит и ставит мины. Мины плохие, часто взрываются в руках, калеча и убивая саперов. Да и саперов нет. Присылают парикмахеров, поваров, писарей, сапожников. Сколько же их полегло, совсем не обученных минерному делу людей! Еще одного раненого пришлось спасать сержанту: "Взваливаю его на спину и тащу, тащу. Откуда только силы берутся!"
В блокадном Ленинграде, 24 ноября 1943 года, Булгаков был тяжело ранен. В госпитале его бросили в подвал, посчитав мертвым. Кто-то из обслуги заметил признаки жизни, и сержант попал на операционный стол. Нога бала раздроблена. И только неимоверными усилиями врача Медведевой Лидии Васильевны, ногу удалось спасти. "Выздоровел" Василий Гаврилович и попал в нестроевую команду в Сортавалу, где недавно был фронт. И опять изнуряющая, каторжная работа на чурко-заводе. Рубили лес. Пять кубометров в день на двоих изнуренных, изголодавшихся людей. Рана гноится. Перевязать нечем.
На отбитой у врага территории, стали разминировать поля:
"12 апреля 1945 года, станция Кириши. Возвращающиеся на свои пепелища жители голодают, не за что взяться, все разбито, сожжено. Всюду мины. Опасно ходить по земле, по лесу, по болотам".
"6 мая 1945 года. Пасха. Выходной день. Взят Берлин". А сержант освобождает от мин родную землю. Сколько же их погибло, детей, женщин, мужчин, самих саперов после войны! До сих пор находят снаряды, авиабомбы, мины. Я не могу забыть безногих, безруких и слепых детишек, которых изуродовали мины. Сколько же их было после войны! Немцы минировали детские игрушки, велосипеды, пачки печенья. Дети брали с руки эти приманки и оставались калеками или погибали.
"Нам приходится покрывать пешком большие расстояния. Голодные по-прежнему и всегда готовые к смерти на полях".
"9 мая 1945 года. Война закончилась. Враг сдался!".
Четыре года на войне. Когда домой? Но домой не пускают. 12 июня1945 года. Подорвалось трое, и умер капитан. Снова госпиталь. Порок сердца, гипертония. Дали инвалидность, третью группу. В истории болезни написали, что "заболевание не связано с пребыванием на фронте". Каждые полгода проходил боец Булгаков медицинскую комиссию, затем каждый год, как инвалид труда. Плюнул на грошовую пенсию, и отказался от нее вовсе.
31 июля 1945 года. Последняя запись в дневнике: " Я сделал для Родины все, что мог: отдал кровь свою и могу спокойно умереть. И если нужно будет, готов снова встать на ее защиту. Я минер с большим стажем и всегда пригожусь".
Скончался Василий Гаврилович Булгаков в 92 года, в 1992 году, оставив такую запись: "Только сейчас начинаю понимать, моя радость, что такое патриотизм. Знаешь, какими жалкими кажутся все фразы! И не только жалкими, - оскорбительными! Патриотизм, это безропотная, безмолвная любовь. Чувство влюбленного в Родину мучительное, приятное, сладкое, безумное, толкающее на все, заслоняющее всех и вся… Патриотизм – чувство, несравнимое ни с чем. Каждая шаблонная фраза, которую выкрикивают наши мальчики в институте о патриотизме - богохульство".
Тамара Лобова