В христианской традиции эталон - это идеальная личность Бога, Иисуса Христа. Но Абсолютный характер Божественной личности дает человеку лишь возможность бесконечно к нему приближаться ("Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный" (Мф. 5, 48)), но не достичь Его, ведь христианское совершенство, являясь жизнью в Боге, это бесконечное поприще, ибо бесконечен Бог. Хотя, христианство не исключает возможности уподобления, ведь человек, это образ и подобие Божие. И так как Христос вочеловечился, человек должен обожится.
Поэтому один из центральных актов формирования личности в христианстве – есть обожение то есть уподобление Божественной Личности Иисуса Христа. В связи с этим в православной традиции и возникает феномен святых преподобных. Преподобный тот, кто в течение всей своей жизни старался угодить Богу, жил в Боге, шел путем исполнения заповедей, совершал ежедневный подвиг поста и молитвы, другими словами уподобился. Именно их можно считать эталонными личностями – земной проекцией небесного Идеала. Почитание святых в православной традиции есть ни что иное как стремление общества к этому идеалу – эталону.
Конкретный человек, сделавший подвиг уподобления целью своей жизни демонстрирующий искренность намерений и служения привлекает к себе последователей. На определенном этапе духовного восхождения преподобный отшельник становится центром духовного притяжения. Теперь не он нуждается в обществе, но общество следует за ним. Следует в поиске смыслов своего существования. В поиске смысла жизни и смерти, любви и труда. И в этот момент личность святого является уже не только воплощением нравственного идеала, но центром социального притяжения – социо- и даже градообразующей личностью.
Это явление не было известно на христианском Востоке. Хотя и там, монашество служило коррективом, исправляющим все частные и общие недостатки своей эпохи. Именно своей жизнью, восточное монашество являло пример того, как должен жить христианин, чтобы достичь Вечной Жизни, поэтому к ним за наставлениями обращались представители всех слоев общества. Кроме того, что монахи свято хранили чистоту и неприкосновенность канонов и догматов, они были активными миссионерами и обличителями неправды.
Перенес на Русскую землю традиции византийского монашества, прибывший с Афона и уединившийся в пещере преп. Антоний. Но развил эти традиции, по праву названный законодателем русского монашества преп. Феодосий, т.к. все последующие иноки до преп. Сергия Радонежского только подражали ему. По мнению летописцев и историков, Феодосий был исключительно духовно одаренный и обладающий той необычайной уравновешенностью сил и свойств, которая создает гармонию святой личности. Великий подвижник, стремившийся к подвигу смерти за Христа и за правду, ревностный молитвенник, человек кроткий и смиренный, никогда не гневающийся прозорливец и провидец, был в тоже время талантливым и практичным администратором, но и сердечным, отзывчивым к человеческому горю и житейской нужде. Не одно из перечисленных качеств не преобладало и не вытесняло другие. В свои отношения к миру Феодосий вносит ту целостность своих личных дарований, которая отличала и его монастырскую деятельность. Как отмечал С. Смирнов: "Отцы русского монашества, преп. Антоний и Феодосий Печерские, были подвижники разных типов: первый, афонский постриженик, был созерцатель-отшельник, второй, постриженик уже Антония, соединял с созерцанием и великими подвигами выдающийся практический и организаторский талант".
В этот период складываются основные направления и формы отношения великих подвижников с миром и воздействия на него. Первое и главное – это молитва за мирян, второе – духовничество и учительство среди мирян через исповедь, третье – заступничество или печалование, четвертое – благотворительность. Благодаря Феодосию, как эталонной личности древнерусского монашества, направления его деятельности превратились в обязательную программу иноческого служения миру.
Феномен "градообразующей" эталонной личности на Русисвязан со специфическими обстоятельствами периода татаро-монгольского ига. В истории он получил название монастырской колонизации. Так, за отшельником, удалившимся в лесную чащу для поста и уединенной молитвы шла народная молва, затем слава, а за ней в непроходимую глушь к келье подвижника, долгие годы посещаемого только зверями, один за другим собирались его будущие сподвижники. И через некоторое время в лесном краю появлялся новый монастырь, а на "глас звонящих" к обители тянулись крестьяне, да там и оставались. Они прокладывали дороги, строили у монастыря дворы и села, села разрастались в посады, посады в города. Это движение было вызвано величайшим подвижником и молчальником земли русской, отцом последующего монашества, преп. Сергием Радонежским. Из монастыря основанного им вышло более ста святых преподобных прославленных Православной Церковью. Ими основано пятьдесят, а за тем еще сорок монастырей.
Феномен Сергия Радонежского заключается в том, что он конгениален древним подвижникам, духовно родственен им. И, хотя преп. Сергий проходит классический путь аскезы через внешние подвиги к высшим духовным состояниям, начинает свою иноческую жизнь в состоянии святости, в дальнейшем лишь развивая ее. С точки зрения И. М. Концевича, несомненно, что: "…преп. Сергий принадлежал к тем цельным натурам, избранникам Божиим, которые всецело устремляются с самого начала своей сознательной жизни к Богу. Им, сохранившим незапятнанную сердечную чистоту детства, открываются непосредственные духовные пути".
Анализ житийной литературы приводит к выводу о том, что мистические явления, происходящие вокруг великих подвижников веры и благочестия аналогичны, не смотря на то, что они разделены веками или тысячелетиями. Но и в этом ряду выделяются те, кого по праву можно назвать эталонными личностями, духовными маяками, возгоравшимися в сложнейшие периоды истории для того, чтобы напомнить людям о той силе, которая заложена в их духе, показать путь совершенства и творческого созидания. Преподобный Онуфрий, преподобный Павел Обнорский и преподобный Серафим Саровский – разделены в общей сложности пятнадцатью веками, но роднит их и делает похожими единый духовный опыт, святоотеческая школа и путь, венцом которого стала совершенная любовь.
Именно дар любви отличает истинного подвижника и безмолвника, искоренившего в себе страсти. Сила этой любви такова, что даже в уединении, в пустыне и затворе не имея возможности проявить деятельную любовь, их мысленная любовь к людям и всему живому в молитвенном предстоянии перед Богом прославляет их и привлекает к ним общество более, чем вся земная слава. Вот почему со времен Исаака Сирина не утихают богословские и догматические споры о двух сторонах религиозно-христианского идеала: деятельного милосердия с одной стороны и созерцательного отшельничества с другой. Заключенная в этом противоречии антиномия не разрешена в философии. Но С. Зарин в своем исследовании аскетизма указывает на двуединство этого религиозного идеала, который должен включать и созерцательную и деятельную стороны. Цель этого идеала воспитать и осуществить нераздельно, но и не слитно "любовь" к Богу и к ближним ради Бога.
Великие христианские святые – люди, сами достигшие духовного совершенства, явили человечеству единый уникальный опыт вне зависимости от эпохи, в которой они жили. Этот опыт заключается в познании высшей жизни как реальности, бесконечно более реальной, чем реальность окружающего нас мира. Но главное, что это познание совершается в целостности личности человека. Когда происходит исцеление духа, детская целостность постепенно восстанавливается, и все лучшие качества – жертвенность, милосердие, целомудрие, справедливость, мужество, мудрость в высшей степени раскрываются в личности.
Очевидно, что как древнее общество нуждалось в эталонной личности, так и современное общество ищет духовные ориентиры, векторы духовного развития, пути достижения социального идеала.
Обществу нужен не просто эталон, но готовый рецепт. Не имея перед глазами живого примера, в поисках механизмов стабилизации социогенеза и трансляции ценностей, в обществе возрастает потребность в восстановлении структуры эталонной личности, в нахождении ее главного глубинного секрета. Этот секрет – целостность, которая является атрибутом детскости, приобретаемая, либо восстанавливаемая через искреннюю веру и любовь. Недаром детство наградили такими эпитетами как счастливое, золотое, и, наконец - святое.
Все христианское учение направлено на то, чтобы восстановить целостность в человеке. "Кто не примет Царства Божьего, как дитя, тот не войдет в него"; кто не полюбит в самой глубине своего сердца и души другого образа жизни, кто затем не начнет медленно и трудно возвращаться к нему, тот не поймет и глубинной сущности христианства.
Для чего тысячу дней и тысячу ночей стоял на камне в лесной глуши в одиночестве преподобный Серафим Саровский, как не для того, чтобы в самом конце этого длинного подвига собирания души, просветления сознания, очищения ума вернуться, наконец к подлинной детскости, то есть именно к целостности; для того также чтобы снова увидеть мир и в нем каждого человека как брата, как радость.
Уже в эпоху раннего христианства, складывается впечатление, что весь христианский мир – это мир детства, заново рожденный и приобретенный новокрещенными, чаще всего уже взрослыми людьми. В этот момент человек, переживая второе рождение, становился tabula rasa, младенцем во Христе. Через соединение с Христом человек приобретал целостность присущую лишь детям, которые не знают еще раскола на прошлое, настоящее и будущее - поэтому причастны Вечности. В лоне православия человек начинал ощущать чудесную связь всего со всем, детскую способность во всем увидеть нечто другое, внутреннюю открытость и веру. Это является подтверждением непосредственной детскости религии и самого религиозного опыта.
Русский народ вместе с восточной христианской традицией воспринял ощущение Богосыновства, воспринимая слова Христа "будьте как дети" не иначе как призыв к целостному восприятию мира, к детскому не рассудочному восприятию религии, именно восприятию, а не пониманию, которое так характерно для взрослых. Именно эту целостность чаще всего теряют люди уходя из детства. Принято говорить о "мягком" и "жестком" сердце. Первое обычно бывает у детей; "жесткое" - у большинства взрослых. Поэтому у детей, мы чаще встречаемся с верой сердечной, которая много выше веры разумной. "Веровать сердцем" означает поверить, что то, о чем говорит нам наше сердце, то, к чему мы стремимся и чего желаем, есть несомненная истина, а потому и свершится несомненно.
В период взросления, обычно происходит удаление от детской чистоты и невинности, "вера сердечная" часто сменяется "верой разумной" - взрослой. Разум же являет себя в рассуждениях, доводах, часто в очень сложных, длинных умозаключениях, которые легко и незаметно могут увести человека от Истины. С этой точки зрения, по мнению Александра Шмемана "…взрослость – это торжество … раздвоенности, неспособности уже целиком без остатка, отдаться ничему; это глубокий, все разъедающий скепсис, это глубочайшее внутреннее недоверие и как их следствие – страх…". Поэтому все христианское учение – это учение о том, как вернуться к этой детской способности жить целостно, преодолеть "взрослую" грусть, приобрести "Радость и мир в Духе Святом" (Рим. 14:17), которых никто не сможет отнять.
На протяжении многих столетий после принятия христианства, Древняя Русь хранила эту детскую, "сердечную веру". Она не знала вопроса о смысле жизни. "Человек, яко трава дни его" (Пс.102, 15) - краткий миг на пороге Вечности. Чаяние будущего века неудержимо влекло в монастыри и паломнические странствия, побуждало вкладывать целые состояния в созидание и благоустроение храмов, налагать на себя обеты. Спасти для Вечности свою бессмертную душу, не давая ей расточаться на призрачные соблазны, порабощаться животными страстями, и всячески стараться "прилепляться Богови", - такими смысловыми лучами взращивалось древнерусское общество. Считалось, что делание о Христе есть делание ради Христа и со Христом, - цель и средство в нем неразличимы.
Слова Спасителя "утаил еси сия от разумных, и открыл еси та младенцам" открывают законное поле для весьма важных догадок. Мы видим удивительные примеры того, как юная душа, начав рано свою религиозную жизнь, часто еще в младенческом возрасте поднималась очень высоко в духовном и религиозном развитии, созерцая тайны на границе двух миров. Детская вера не стремится к пониманию догматических тонкостей, чаще всего к этому и не стремились, помня о том, что важнее всего с детства укреплять живое чувство любви к Богу. Чувство, что есть высшее, всемогущее, прекраснейшее Существо, Которому все открыто, Которое всегда готово выслушать, понять человека и откликнуться ему.
Не важно, что сначала ребенок обращался к Богу со своими детскими просьбами; это и есть та простая и непосредственная вера, та крепкая вера, которая потом, созревая в человеке, принимает иной оттенок. Дальше человек узнает, что Христос – Бог, Мудрость, Мысль, Слово, Истина и Жизнь. Но все это сначала предстает в образе младенца, словно именно это явление - ключ ко всему остальному в христианстве. Вечный младенец Христос открывает верующему сознанию посредством целостного сочетания мысли, чувства и веры специфику формирования и передачи социального архетипа православия.
Понимание необходимости возвращения к целостности как к единственному условию созидания и творческого развития личности и общества приходит и феноменология и даже современная секулярная культура. Только ответ на вопрос "как?" они ищут не в религии, а в самом человеке, т.е. движутся от периферии к центру.
Идеальная, и даже эталонная с точки зрения религиозного сознания личность в современном мире выглядит в лучшем случае как чудак, а в худшем как полный идиот. И подтверждение этого замечательный фильм Р. Земекиса "Форест Гамп". Первая и главная характеристика главного героя – это человек, навсегда и безвозвратно застрявший в детстве. Первое, что поражает, это его искренность, непосредственность и удивительная цельность. Практически все качества, которыми он обладает, соответствовали бы состоянию святости, если бы они сформировались осознанно в соотнесенности с божественным идеалом.
Но может ли быть вменено в достоинство то, что оказалось врожденным, а не приобретенным и достигнутым. Тем не менее чем дальше тем больше ощущается сочувствие герою, сопереживание и даже легкое восхищение. Но чем? Умением сохранять целостность (цельность) невзирая на обстоятельства. Умением отрешиться от себя и мира, почти по Евангелию: "Если кто хочет идти за Мною отвергнись себя, и возьми крест свой и следуй за мной" (Мф.16,24) Умением воспринимать вещи в самой глубинной их сути, полностью отдаваясь своим впечатлением, безраздельно доверяя любимым, не мысля зла и измены, все покрывая, всему веря и надеясь, все преодолевая он идет к достижению одной, только ему известной цели. А так же привлекает некоторая (преднамеренно подчеркнутая режиссером) аналогия со Спасителем, который вопреки ожиданиям оказался не сияющим победителем, а униженной, отверженной и распятой жертвой человеческой злобы и глупости. По словам апостола Пала: "Ибо когда мир [своею] мудростью не познал Бога в премудрости Божией, то благоугодно было Богу юродством проповеди спасти верующих. Ибо и Иудеи требуют чудес, и Еллины ищут мудрости; а мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие" (1 Кор. 1:21-24). Переживание Фореста Гампа уносит нас прочь от "жизненного мира", в совсем другую реальность, туда, где человек не просто познает Истину, но действительно становится сопричастен Ей.
Кажется, что Форест Гамп не мыслит, но он явно действует из источника, который также есть мысль, но иная, всеобъемлющая. Истина и путь, которые ему якобы известны, это то, что привлекает к нему людей, делает его современным героем и эталонной личностью. Люди видят в его жизни, сквозь которую он бежит глубинный смысл, притекают к нему за советом, откровением и поддержкой. И чудесным образом, в простоте следуя за ним получают все, чего желают. Здесь очевидна аналогия с одним из важнейших элементов социального архетипа православия – эталонной личностью воплощенной в феномене святых преподобных и юродивых. Форест Гамп – это поиск эталона, последняя надежда секулярного мира не утратить окончательно остатков детскости, открытости миру и веры в будущее, а значит получить еще один шанс сохранить себя. Это подтверждение того, что не только традиционное общество, но и современное общество невозможно без эталонной личности.
Если прерывистый характер культуры не дает возможности ее воспроизводства, общество обращается к глубинным элементам своего социального архетипа укорененного в религиозной традиции. Вокруг эталонной личности, достигшей "высшего духовного зрения" посредством целостного сочетания мысли, чувства и веры, через детскую искренность и непосредственность в послушании Божественной воле начинает формироваться некая идеальная социальность.
Валентина ЛАЗА, директор Института государственно-конфессиональных отношений Пятигорского государственного лингвистического университета