Конфессиональная теология в сегодняшней России: pro et contra

22.10.2013
Просмотры: 2918

Настоящая статья посвящена разбору пяти основных возражений против присутствия теологии в российской системе образования и науки, звучащих в общественной дискуссии.

Напомним, что возвращение конфессиональной теологии легитимного статуса в России растянулось более чем на десятилетие и пока не завершено.

Конфессиональное теологическое образование было закреплено в Общероссийском образовательном классификаторе в 2000 г., соответствующие госстандарты подготовки бакалавров и магистров приняты в марте 2001 г., специалистов — в январе 2002 г. При этом религиозные учебные заведения получили право получать государственную аккредитацию, в том числе и по теологии, только в 2010 г. А до этого они не могли обеспечить своим выпускникам права лиц с высшим образованием. Наконец, теологическая наука до сих пор не имеет официального статуса в России, а кандидаты и доктора богословия — соответствующих прав.

При этом всплески общественной дискуссии вокруг теологии имеют место на протяжении уже свыше 20-и лет и направлены против тех или иных аспектов ее легитимизации. Кампания в СМИ 2000-01 гг. была направлена против легализации конфессионального теологического образования как такового и оттянула утверждение госстандарта специалиста-теолога на год; кампания вокруг "письма десяти академиков" 2007 года была направлена против внесения теологии в Номенклатуру ВАК РФ, кампания этого года, вокруг нового письма академиков , требует закрытия кафедры теологии в Национальном исследовательском ядерном университете "МИФИ".

Перечисленные волны общественной дискуссии, в своей отрицательной части, оперируют одним и тем же набором аргументов, в котором можно выделить пять базовых.

Аргумент "нормативный": теология в государственном вузе противоречит светскости российского государства и светскому характеру образования.

Данное возражение является самым распространенным и отличается наибольшей безапелляционностью. К примеру, академики, протестующие против преподавания богословских дисциплин в МИФИ, прямо заявляют, что "появление в государственном вузе кафедры теологии под руководством православного священника находится в прямом противоречии с Конституцией России (ст. 14)". Письмо десяти академиков 2007 года ссылается на 14-ю статью Конституции в связи с перспективой государственного регулирования положения теологии как научной специальности: "Но вернемся к Высшей аттестационной комиссии. Внедрение церкви в государственный орган — очевидное нарушение Конституции страны".

Следуя предлагаемой логике, мы неминуемо приходим к требованию положения конфессиональной теологии вне закона. Действительно, если внесение теологии в Перечень научных специальностей РФ неконституционно, тогда под то же определение подходит и наличие теологии в Классификаторе образовательных направлений. Исключение же теологии из Классификатора означает, что вузы, в том числе и негосударственные, не смогут иметь лицензию на теологию, а для тех, кто богословское образование каким-то образом получил, будут недоступны права лиц с высшим образованием.

Для явлений, нарушающих, по мнению оппонентов теологии, светскость государства, вводится название "клерикализация общества". 10 академиков понимают под последней "активное проникновение церкви во все сферы общественной жизни".

Таким образом, светскость интерпретируется как непроницаемый щит между обществом и традиционными религиями, в частности, в интеллектуальной сфере. Ясно, что трактовка светскости, использующаяся в полемике, родом из предыдущей эпохи, для которой нормой является полное искоренение религиозного фактора не только в общественной, но и в личной жизни.

Между тем, принцип светскости российского государства законодателем не истолкован, и для подачи жестко-атеистической интерпретации этого принципа как самоочевидной нет оснований. Обращение к европейскому опыту показывает, что светскость государства свободно допускает двойное, государственно-конфессиональное, регулирование и финансирование религиозного образования и социально-значимой религиозной активности.

Аргумент идеологический: теология — инструмент идеологического воздействия на общество.

В антицерковной полемике часто можно услышать, что государственная власть благоволит теологическому образованию ради укрепления патриотизма (это в лучшем случае) или ради того, чтобы сделать общество послушным, раболепным, не способным к самостоятельным суждениям. Распространение теологических программ представляется реализацией централизованного церковного идеологического проекта.

В рамках этого стереотипа теология представляется сугубо идеологической дисциплиной, а ее распространение в государственных учебных заведениях — сродни оккупации образования научным атеизмом и диалектическим материализмом в советское время. Протестующие против кафедры теологии в МИФИ ставят открытие кафедры теологии на одну доску с наличием партийных и комсомольских органов в вузах в советское время.

Подобные рассуждения интересны тем, что они дискредитируют теологию, приписывая ей черты, не только ей несвойственные, но и прямо с ней несовместимые. Христианская теология принципиально противостоит идеологическим схемам. Она не дает простых ответов на вопросы и не абсолютизирует ни рассудочные, ни поведенческие схемы. Об этом свидетельствует, в частности, апофатическая традиция. Нравственный потенциал теологии реализуется не через жесткое бездумное внешнее стеснение, но через добровольный осмысленный аскетизм.

Важно также, что теология содержит осмысленную апологию идеальной потребности человека, без которой невозможна, по большому счету, и наука. Поэтому соприкосновение с теологией в качестве общеобразовательной дисциплины может помочь сохранить исследовательские устремления студента, не дать прагматизму их подавить. Последовательное прагматическое мышление одинаково отторгает и теологию, и теоретическую математику, и теоретическую физику.

Теология устанавливает взаимосвязи мировоззренческих систем и их ценностных следствий, что является залогом сохранения мировоззренческой свободы того, кто ее изучает. Утверждать, что теологическое образование делает мышление человека ограниченным — все равно, что говорить: изучение математики мешает свободно оперировать числами.

Не следует забывать, что богословие было запрещено в России как мешающее насаждению некритического восприятия вульгарного материализма, вопреки воле ученой общественности. К примеру, Московский и Петроградский Императорские университеты хотели сохранить у себя богословие и сделать закрывающиеся духовные академии своими факультетами в 1918 году.

И сегодня возрождение университетского богословия — инициатива снизу, со стороны академического сообщества, которая получила внимание центральной церковной власти только в ноябре 2012 года.

Аргумент политический: конфессиональная теология в национальной системе образования и науки вызовет религиозную рознь.

Этот аргумент употреблялся в дискуссии 2000 года против легализации высшего теологического образования. Знаменательно, что он употребляется и сейчас, спустя более 10 лет, когда распространение конфессиональной теологии, прежде всего, православной и мусульманской, в России не повлекло за собой ни единого прецедента такой розни, но, напротив, способствовало развитию межконфессионального сотрудничества в сфере учебно-методического обеспечения теологического образования.

Аргумент исторический: университетские теологические кафедры — новшество для России.

Приходится слышать, что присутствие теологии в университете — новшество для России. Это фактическая ошибка. Согласно университетскому Уставу 1863 года в число университетских кафедр входили кафедра богословия межфакультетского значения, кафедра церковной истории на историческом факультете и кафедра канонического права — на юридическом.

Этот аргумент имеет и более сильную формулировку. Из преимущественного развития богословия в специальных учебных заведениях — духовных академиях — выводится утверждение, что богословие оставалось в России вне сферы науки. Это еще более грубая фактическая ошибка. На протяжении всего периода действия системы научной аттестации Российской Империи (19 — нач. 20 вв.) по богословию присуждались степени трех ступеней: кандидата, магистра и доктора, имевшие государственный статус и, в частности, дававшие право занимать богословские кафедры в любых высших учебных заведениях.

Аргумент академический: теология — не наука.

Это лапидарное утверждение используется оппонентами конфессиональной теологии постоянно. В качестве необходимого условия научного подхода иногда без обиняков называют материалистическую картину мира. Так поступают 10 академиков в своем письме 2007 г., сообщая: "вообще-то все достижения современной мировой науки базируются на материалистическом видении мира". Также теологии отказывают в научности потому, что она не является наукой экспериментальной. Однако философии, тоже не экспериментальной области знания, при этом не указывают на дверь.

Иногда утверждается, что объективную научную картину религиозного феномена можно получить только рассматривая его проекции на историю, культуру, социальные процессы и так далее. Но религиозный феномен не реконструируется из этих проекций, он имеет большую размерность, а значит, честный поиск истины не позволяет этими проекциями ограничиться. Наконец, и изучение этих проекций не носит беспредпосылочный характер, а чаще опирается на агностическое или атеистическое мировоззрение.

Встречаются и более основательные рассуждения.

Говорят, что методы теологии не научны, сугубо иррациональны, основаны на вере, а не на факте и критическом анализе. Это аргумент игнорирует разницу между религиозным опытом (верой) как таковым и теоретическим осмыслением этого опыта (теологией). Теология, как и другие науки, исходит из наличия объективной реальности, направлена на ее познание, выходящее за пределы повседневного опыта, допускает теоретическое исследование и свойственные ему законы логики, доказательность и критицизм. Вместе с тем, нельзя утверждать, что теология полностью удовлетворяет тем критериям научного метода, которые сложились в русле ньютоновской механики и философии позитивизма. Действительно, теология отдает предпочтения многозначности термина перед однозначностью, рассматривает больше видов причинно-следственной связи, отступает от принципа противопоставления субъекта и объекта познания и, наконец, апеллирует к сверхъестественной реальности.

Но если отбросить атеистическую предвзятость суждений, то надо припомнить, что в 20 — 21 веках академическая наука тоже существенно переросла механистический детерминизм. Кризис позитивизма развеял иллюзию о том, что можно абсолютизировать чувственный опыт познания мира и человека: найти "единицу материи" и на этом выстроить здание науки из "математических кирпичей".

Взаимоотношения науки и религии действительно претерпели в 17 — 20 веках методологический антагонизм, который был затем искусственно усилен советской идеологией, но в настоящее время эти взаимоотношения стремятся к выздоровлению, и развитие университетской теологии может этому способствовать.

Применяясь к перспективам преподавания теологических дисциплины в МИФИ, можно сказать, что новому поколению физиков не помешает понимание того, что имели в виду их великие предшественники, которым не были чужды теологические интуиции. Хотелось бы, чтобы выпускники МИФИ смогли проследить за мыслью английского физика-теоретика Джона Полкинхорна в его книге "Квантовая физика и теология: неожиданное родство", чтобы они могли понять, что имеет в виду Макс Планк, когда говорит в конце своей книги "Религия и естествознание": "Куда ни кинь взгляд, мы никогда не встретим противоречия между религией и естествознанием, а, напротив, обнаруживаем полное согласие как раз в решающих моментах. Религия и естествознание не исключают друг друга, как кое-кто ныне думает или опасается, а дополняют и обуславливают друг друга".

Теология может предложить мосты, ведущие из экзистенциальных тупиков научного метода в область метафизики. Надо учитывать, что количество научных тупиков растет, а в качестве альтернативы теологической интуиции выступает уже даже не агностицизм, а магизм и эзотеризм. Подрастающему поколению ученых придется искать мировоззренческий базис для крайне переусложненной научной картины мира, и важно, чтобы этот базис формировался серьезными теологическими знаниями.

Отношение теологии к другим наукам весьма сходно с отношением математики к естествознанию: это залог фундаментальности познания.

***

Подводя итог, можем констатировать, что в глазах оппонентов процесс легализации теологии в России, как равноправного с прочими образовательного и научного направления, представляется незаконной, неисторичной, недальновидной идеологической агрессией со стороны Церкви, попыткой внедрить в академическую среду инородный элемент.

В русле таких представлений единственный удовлетворительный для оппонентов сценарий — возвращение богословию того положения, которое оно имело в СССР.

Приводимые при этом аргументы оказываются несостоятельными. Они не учитывают ни дореволюционный отечественный, ни зарубежный опыт и остаются глухими к переживаемому Россией религиозному возрождению. Процесс целенаправленного уничтожения богословской инфраструктуры и выкорчевывания богословских смыслов из образовательного и научного процесса в течение всего советского периода по умолчанию подается как естественный. Нанесенный таким образом урон отечественной науке, образованию и в результате народу не воспринимается как таковой. Ставится знак равенства между доступностью теологических дисциплин для желающих и обязательностью соответствующей веры для всех.

Таким образом, оппоненты демонстрируют принципиальное неприятие общественного измерения веры и религии, выступают за удержание религиозности в рамках частной жизни, "домашнего употребления". Предполагается, что жизнь общества и государства (как наивысшей формы организации жизни общества) основывается на некоем общем нейтральном "светском" мировоззрении или протекает вне влияния мировоззрения членов этого общества.

С богословской точки зрения такие представления утопичны. Выстраивание общественной жизни на таких принципах чревато масштабными злоупотреблениями религиозным интересом людей, нанесением ущерба их жизни и здоровью.

Будем надеяться, что первая фаза дискуссии сменится более вдумчивым и конструктивным диалогом, обращенным к действительным, а не вымышленным проблемам теологического образования и науки.

М. В.Таланкина (Москва, Россия)

2918