Адольф Берже, из предисловия к изданию "Истории адыхейского народа", Тифлис, 1861
Личность автора следующей за сим монографии так интересна, что мы считаем необходимым предпослать ей несколько биографических о нем сведений, которые собраны частью из устных рассказов лиц, заслуживающих в этом отношении полного доверия, частью же из кое-каких печатных указаний и официальных источников — из последних преимущественно.
Шора Бекмурзин Ногмов родился в бывшем ауле Ногмова. на р. Джуце, близ Пятигорска, и, как должно полагать, в 1801 голу. Прадед его был природный абадзех и во второй половине прошлого столетия выселился в Кабарду, где потомки его ныне считаются в разряде кабардинских узденей 2-й степени. Какие именно обстоятельства вынудили и сопровождали это выселение — неизвестно. Ничего также не известно и о предках Шора Ногмова. Да и самые сведения о жизни автора предлагаемой статьи касаются более внешних сторон его жизни, что по необходимости обусловливается свойством тех источников, какие мы имели под рукой. Для характеристики его внутреннего развития, к сожалению, у нас не было никаких данных. А такая характеристика представила бы живой интерес, как и все, касающееся внутреннего мира и нравственных качеств человека, который вправе быть назван передовым, особливо в той среде, в какой назначено ему было судьбой родиться и жить.
Сын небогатого отца, Шора Ногмов с юных лет выказывал особенное влечение к книгам; эта-то наклонность, по мере своего развития, впоследствии и выдвинула его из ряда соплеменников. На 18 м году он уже основательно знал арабский язык, которому выучился в земле кумыков и, как должно думать, в дер. Андреевой, где он жил несколько лет. Кроме языков арабского и своего природного; он хорошо знал турецкий и персидский. По возвращении от кумыков, Шора Ногмов сделался муллою в своем ауле. Но звание это не соответствовало врожденным его наклонностям» и потому он вскоре от него отказался. На 25-м году Шора Ногмов пожелал изучить русский язык, и с этой целью явился к командиру 1-го Волгского казачьего полка, подполковнику Лучкину, с просьбой поместить его в полковую канцелярию. Здесь он пробыл около трех или четырех лет, в течение которых успел до того усвоить себе русский язык, что в 1828 году был прикомандирован для обучения содержавшихся в кр. Нальчике аманатов из разных горских племен русскому и турецкому языкам. Обязанность эту он выполнял с необыкновенным усердием и успехом.
Но служба Шора Ногмова началась собственно с 1818 года, при командовавшем на Кавказской линии генерал майоре Дельпоццо. В том же 1818 и последующих 1819 и 1822 родах он состоял в распоряжении командовавшего второю частью кордона правого фланга полковника Победнова. исполняя разные поручения с отличным усердием и аккуратностью; Когда же в 1822 году, при начальнике Кавказской линии генерал майоре Стале, в Кабарде вспыхнуло всеобщее возмущение, тогда Шора Ногмов принимал деятельное участие в разных походах и несколько раз был секретно посылаем на Минеральные Воды для собрания сведений о сборище неприятеля. При исполнении одного из таких поручений, в августе 1822 года, на возвратном пути из Пятигорска, на р. Кумлыке, не доезжая р. Малки, он был встречен восемью хищниками и в схватке с ними ранен шашкою в ногу и контужен пулею в бок. Несмотря на всю опасность своего положения, он успел отбиться от них и в целости доставил в отряд все вверенные ему бумаги.
В последующие затем годы Шора Ногмов нередко оказывал русскому правительству довольно важные услуги, засвидетельствованные самим генералом Сталем. В 1825, 26 и 27 годах, как видно из выданных ему аттестатов от кисловодского коменданта генерал-майора Энгельгардта и командира кордона и казачьего полка подполковника Грекова, особенно рекомендуется неизменная преданность Шора Ногмова к русскому правительству и хорошие познания его в русском и восточных языках, усердие при исполнении возлагаемых на него поручений, а в особенности при командировке его для водворения спокойствия между кабардинскими узденями и их подвластными. Не менее благоприятны отзывы о нем управы колонии шотландцев. Наконец, с 1828 года, как я упомянул выше. Шора Ногмов был прикомандирован генералом Эмануелем для обучения в Нальчике аманатов, что и продолжалось до конца 1829 года. С этого времени служба Шора Ногмова собственно на Кавказе прекратилась.
В 1830 году, уехав в Петербург, он поступил оруженосцем лейб-гвардии в Кавказско-горский полуэскадрон, с которым в начале декабря того же года отправился из столицы в конвое 1-го отделения императорской квартиры, под командою штаб-ротмистра Хан-Гирея, в Вильно. В январе следующего 1831 года он причислен к квартире гвардейского корпуса, в феврале, в числе прочих, перешел границу Царства Польского и с 29 апреля по 4 июня, под командою Хан-Гирея, состоял в отряде генерал-лейтенанта барона Остен-Сакена. С 16 июня по 4 июля он участвовал в преследовании отряда генерала Гелгуда до прусской границы, а 3 октября присоединился в Варшаве лейб-гвардии к Кавказскому полуэскадрону; затем в феврале 1832 года он возвратился в Петербург. За все эти походы и участие в сражениях Шора Ногмов получил знак военного ордена св. Георгия и знак за военные достоинства 5-й степени.
В декабре 1832 года Шора Ногмов был произведен в корнеты, а в 1834 году за отличное исполнение разных поручений награжден золотой медалью на Анненской ленте, с надписью «За усердие», для ношения на шее.
Живя в Петербурге, Шора Ногмов не забывал и науки. Усердно занимаясь чтением книг и переводами с арабского языка на русский, он вместе с тем не покидал и дальнейшего изучения турецкого языка, в чем ему много содействовал один приезжий турок. Это продолжалось до мая 1835 года, когда Ногмов был перечислен в Отдельный Кавказский корпус, с чином поручика по кавалерии. Возобновив, таким образом, прерванную на Кавказе службу и поселившись в Тифлисе, он деятельностью своей не мог не обратить на себя и здесь внимания тогдашнего Главноуправляющего генерал-адъютанта барона Розена, который в вознаграждение его трудов подарил ему золотые часы в 500 руб. и 50 червонцев.
В 1836 году Шора Ногмов был отправлен для доставления в московскую клинику абадзехского старшины Али-Мурзы Лоова, лишившегося зрения, вследствие чего, по высочайшему повелению, ему надо было сделать там операцию. За исполнение этого поручения Шора Ногмов получил 100 червонцев, а в следующем 1837 году, по случаю приезда на Кавказ государя императора, награжден 700 руб. ассигнациями.
В 1838 году Шора Ногмов был назначен секретарем в Кабардинский временный суд. Должность эту он исправлял пять лет и с увольнением от нее в 1843 году был произведен в штабс-капитаны.
В этот именно период времени Шора Ногмов успел более основательно изучить и обогатить запас имевшихся у него преданий кабардинского народа и составить по ним историю адыхейского народа, которая ныне появляется в печати.
Окончив этот труд в 1843 году. Шора Ногмов пожелал до напечатания подвергнуть его рассмотрению С. Петербургской Академией наук, а потому просил ходатайства бывшего начальника Центра князя Эристова (впоследствии кутаисского генерал-губернатора) о доставлении ему средств к поездке в столицу и о назначении ему, на время пребывания в ней, необходимого содержания. По доведении о сем до сведения государи, последовало разрешение на отправление этого офицера в Петербург, с прикомандированием его лейб-гвардии к Кавказско-горскому полуэскадрону и с производством ему со дня прибытия в столицу до возвращения на Кавказ содержания наравне с штаб-ротмистром упомянутого полуэскадрона. Но, к сожалению. Шора Ногмов не успел довершить начатое, и вскоре по приезде в. Петербург был разбит параличом и там умер в июне 1844 года.
После Шора Ногмова осталось семейство, состоящее из жены, трех сыновей и дочери; в настоящее время оно живет в ауле Кармова на Малке, близ поста у Каменного моста. Старший сын, поручик Урустам Шора Бекмурзин Ногмов. воспитывался в Павловском кадетском корпусе, служил в гусарах, а теперь живет в своем ауле.
Этим ограничиваются все сведения о Шоре Ногмове. Рассказывают еще некоторые кабардинцы, лично знавшие его, что он познакомился с Пушкиным во время бытности его в Пятигорске, что Ногмов содействовал поэту в собрании местных народных преданий и что поэт, в свою очередь, исправлял Ногмову перевод песен с адыхейского языка на русский.