"Наступающая Неделя о мытаре и фарисее зовет каждого из нас каждый раз приходить в храм и в этом храме искать успокоения для своей души. Но мы знаем теперь как его найти. Оно начинается не от самомнения о себе, а от покаяния. Оно начинается не тогда, когда ты судишь других, а когда ты просишь судить себя. Оно начинается не тогда, когда ты презираешь других, а тогда, когда ты из последних сил любишь Бога".
Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Вот мы нередко говорим о гармонии – чтобы всё в душе было спокойно, хорошо. Даже друг другу желаем этого. И вот сегодня о том, какой может быть гармония – Евангелие о человеке гармоничном, на первый взгляд, и о человеке совершенно не гармоничном. Кто из них был угоден Богу? Я перечитаю Евангелие, которое мы только что слышали по-русски для лучшего понимания церковнославянского языка.
Апостол и евангелист Лука пишет следующее: "сказал Господь притчу сию: два человека вошли в храм помолиться: один фарисей, а другой мытарь. Фарисей, став, молился сам в себе так: «Боже! благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь: пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что приобретаю». Мытарь же, стоя вдали, не смел даже поднять глаз на небо; но, ударяя себя в грудь, говорил: «Боже! будь милостив ко мне, грешнику!» Сказываю вам, что сей пошел оправданным в дом свой более, нежели тот: ибо всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится". (Лк 18:10-14).
Вот этот внутренний мир – как много мы о нем говорим. И самое, пожалуй, важное, стоит признаться, что именно этот мир является нередко определённого рода притяжением друг для друга. Каков твой внутренний мир? О чём ты думаешь? О чём ты молишься? О чём ты вспоминаешь? К чему ты стремишься? И очень многие люди сегодня для того, чтобы устроить этот внутренний мир, понимая, что именно от него зависит и внешний мир, предлагают разного рода устройства этого внутреннего мира. Ну, мол, когда всё будет внутри, в душе спокойно и тихо, тогда всё и вокруг станет иным. Отчасти это так и есть. Но как же найти тишину для этого внутреннего мира?
И вот фарисей, который вместе с мытарем вошли в храм, помолиться Богу. Радует то, что они оба в храме. И один, и другой понимают, что этот внутренний мир, о котором мы сейчас с вами говорим, это не что иное, как присутствие Самого Бога в человеке. И мы всегда понимаем, что внутренний намного глубже внешнего. Он не похож на внешней. И всё зависит именно от него, а не от внешнего. Можно быть сытым и при этом несчастным, можно быть голодным и при этом смеяться, и радоваться. Можно быть в большом прекрасном доме и одиноким, оказаться на улице – и в окружении друзей. Одним словом, не внешний, а внутренний мир является для человека определением, источником силы его человеческой жизни и счастья. И вот оба в храме, оба молятся Богу. Фарисей имеет особого рода уклад своей жизни. Он говорит о том, какой это уклад – пощусь два раза в неделю, даю десятину. Я не такой, - говорит, - как другие, воры, хищники, прелюбодеи, гневливые, благодарю Тебя за это. Фарисей – человек, который, с первого взгляда, как может показаться, самым лучшим образом устроил свой внутренний мир. Но на кого он похож? Что же это за мир? Да, это он сам.
Фарисей – человек, который в себе, в других видит только самого себя. Это тот, кто стремится к некоторой гармонии, и чтобы достичь ее, говорит, что самое главное – чтобы я, я, я был. И дальше подставляй, что пожелаешь. Главное в этом – «я». Ты в центре жизни. Фарисей действительно человек, который как бы ничего плохого и не делал. Но для своего внутреннего мира сделал самое трагичное и ужасное – он из него выгнал Того, Кто подарил жизнь. Высокомерие, - говорит святитель Феофилакт Болгарский, - всегда изгоняет Бога из жизни человека. Фарисей – тот человек, который всё доброе приписывал себе, потому что он это доброе делал ради самого себя. За этим добрым он ничего и никого кроме себя не видел. Он был добр не от милосердия, а от ума, что таким образом можно самым лучшим и настоящим средством изобразить себя.
Ну, знаете, это как когда любят кошечек и собачек, а родную мать не посещают дома. Ну, когда любят соседей, нарочито улыбаясь им, а дома постоянно ругаются со своими родными. Ну, когда на работе – ангел, а дома – демон. Вот тогда, когда всё делается показно, когда всё делается наружу, когда всё делается с одним лишь только поводом – есть только я и всё, в других и в себе самих. Фарисей был человеком надменным. Он был человеком, который хотя, повторюсь, и не делал злых поступков, и он действительно был внешне благочестивым, но внутренне он это делал ради себя. Он не воздавал хвалу Тому, Кто дал ему жизнь. Что же значит воздавать хвалу Тому, Кто дал жизнь? Он никогда не любил, потому что настоящая любовь всегда приводит к источнику этой любви, как жажда всегда приводит к источнику воды. Так и настоящая любовь всегда приводит к Богу. Он делал не по любви, а лишь только от надменного мнения о себе самом. И если кого-то когда-то и любил, то только себя.
В этом же храме оказался и мытарь, человек, который также многое в своей жизни повидал. Да и род его деятельности был таков, что нередко после общения с теми, к которым он приходил, чтобы выполнить свою работу, в его ушах и сердце еще долго стоял плач, стенания и проклятия. Мытарь, войдя в храм, боялся поднять глаза. Если первый с удовольствием стоял, и вверх подняв глаза к небу, произносил свои слова, то второй боялся и поднять их от пола. Он во всём видел смотрящего на него Бога. Его совесть, его душа как будто бы проснулись от ужаса той жизни, в которой он оказался. Он понял, что настоящая любовь – это не там, где должны, это не там, где связаны или обязаны, а настоящая любовь – это там, где свобода.
Мы не знаем, что привело его к этому размышлению. Может быть то, что, в конце концов, когда он наконец-таки разглядел себя самого, он понял весь ужас пустоты своей жизни. А всё то, что он в неё навалил для гармоничного устройства, всё оказалось прахом, всё оказалось последним зимним снегом, который начал таять и превращать в грязь всю душу под первыми лучами правды Божией. Мытарь бил себя в грудь, как будто бы он заставлял проснуться свою совесть. Он бил себя в грудь с такой силой, как будто бы попал в крушение корабля, наглотался воды, и вот теперь, чтобы вновь задышать, бил себя в грудь, чтобы изнутри выплеснулась ядовитая вода, горечь, нахлебавшаяся в жизни. Он бил себя в грудь и произносил всего лишь одно имя, и в этом имени не было слов «я». Боже, милостив буди мне грешному.
Свою устроенность, то, что мы называем созвучием мира, он начал искать не в том, что нашел для себя самое лучшее положение – повыше, потеплее, посытнее, подальше от всех – он нашёл себе такое положение, в котором, как казалось ему, он мог бы быть едва заметным для Бога, но он знал, что Бог увидит его в любом месте. Мытарь плакал. Он плакал также, как рыдает и скорбит жена, когда придёт ее час родить ребенка. В мытаре как бы заново рождалась его совесть. Он плакал изо всех сил не от безысходности своей жизни, не потому что уже ничего нельзя исправить, не потому что ничего нельзя изменить. Он плакал, не потому что нельзя стать другим уже. Он плакал, потому что видел Отца, Который не отказывается от него, не отвергает его. Он плакал, потому что нуждался в Нём. Если фарисей в Нём не нуждался, потому что он устроил свой мир так, что везде был он сам, то мытарь так горячо нуждался в Боге, так горячо нуждался в Отце, как потерявшийся ребёнок, и изо всех сил кричал: «Боже, милостив буди мне грешному». Он говорил о своих грехах. Он не замечал грехов других людей. И в своей неустроенности жизни он винил не обстоятельства и не людей, потому что понимал, что все те люди, которые окружают его – это лишь продолжение его самого, потому и плакал: «Боже, милостив буди мне грешному». И чтобы это милосердие Божие наступило, он плакал о своих грехах, он увидел бездну, в которой оказался сам, и в которую тащил, должно быть, тех, кто был рядом с ним. И прежде, чем сделать последний шаг, он уцепился изо всех сил за край пропасти: «Боже, милостив буди мне грешному».
Покаяние мытаря и молитва мытаря оказались угоднее Богу, чем молитва фарисея. Всякий, - говорит Господь, - возвышающий себя, будет унижен. И не потому будет унижен, что возвышение себя вызывают некую ревность у Создателя, нет. Потому что всякое возвышение себя без Бога, всякое возвышение себя без любви, всякое возвышение себя без милосердия, всякое возвышение себя без верности – это свободное падение. И кажется, что ты находишься в высоте полета, но твоя высота – это всего лишь быстро сокращающееся расстояние от тебя до земли. И напротив, всякий унижающий себя, падающий на землю, но падающий, и там в этом своем упавшем состоянии, просящий: Боже, я лежу перед Твоими ногами, Боже, я лежу перед Твоим милосердием, как сын лежу перед Твоей любовью, разбившийся, изранивший всю свою жизнь, не отступи от меня, - почувствует Его прикосновение. И тогда Бог поднимет его, и тогда он почувствует настоящее возвышение над своими грехами, над своими разочарованиями, над своими падениями и ошибками, над своими предательствами и одиночеством, над своей жестокостью и ленью. Тогда он почувствует себя выше всего этого, когда Бог, преклонив колено Своего милосердия, возьмёт его за плечи и поднимет, и поставит на ноги. Всякий смиряющий себя, - говорит Господь, - будет возвышен.
Наступающая Неделя о мытаре и фарисее зовет каждого из нас каждый раз приходить в храм и в этом храме искать успокоения для своей души. Но мы знаем теперь как его найти. Оно начинается не от самомнения о себе, а от покаяния. Оно начинается не тогда, когда ты судишь других, а когда ты просишь судить себя. Оно начинается не тогда, когда ты презираешь других, а тогда, когда ты из последних сил любишь Бога.
Наше возвышение начинается тогда, когда мы чувствуем в своих руках Его руку, когда мы опираемся на милосердие Божие, когда на всё, что бывает в нашей жизни доброго, мы говорим: «Отец, если бы не Ты, в моей жизни этого доброго не было», когда в нашей жизни случается злое, мы говорим: «Отец, без Тебя я не могу творить ничего, если бы Ты всегда со мной был бы и не отступал от меня по моим грехам, я бы этого злого не сделал, потому что без Тебя я слаб, а с Тобою силен, счастлив». Покаяние мытаря – это рождение своей совести, это боль души, это последняя капля, от которой рождается бесконечная надежда. Боже, милостив буди мне грешному. А молитва фарисея — это самомнение и возвышение, которое лишает благодатного присутствия Божия. Поучимся мытареву покаянию, мытаревой молитве. Хотя бы первыми шагами, но начавшейся поступью не останавливать их, пойдём к Тому, Кто ждет нас в храме, и начнём бить себя в грудь, чтобы разбудить совесть: «Боже, милостив буди мне грешному». Аминь.
17 февраля 2019 года. Спасский кафедральный собор Пятигорска